Александр Айзенберг: Огненный царь

– Не уверен.

– Я тоже. Но есть такая версия.

– У нас появились некоторые возможности… македонский варвар может рухнуть сам по себе.

– Сами по себе даже деревья в лесу не падают.

– Согласен. В том то и дело. У него проблемы в семье.

– Проблемы в семье… В семье всегда проблемы. В любой… всегда… Слушай, слушай…

– … Однако неприятности в царской семье, вызванные браками и любовными похождениями Филиппа, перешагнули за пределы женской половины его дома и стали влиять на положение дел в государстве; это порождает многочисленные жалобы и жестокие раздоры, которые усугубляются тяжестью нрава ревнивой и скорой на гнев Олимпиас, постоянно восстанавливающей Александра против отца.

– О-о!!!

Сколько же будут говорить о тяжести нрава матери… Какая жена будет счастлива, если муж ей изменяет… открыто или нет… но она знает, он знает, что она знает… и все всё знают…

С другой стороны, а разве бывает иначе?.. В Эпире, в Македонии, в Афинах… Спарта – не в счет. О придурках ни слова.

– Самая сильная ссора между ними произошла по вине Аттала…

– Я не понимаю, кто такой Аттал?..

– Что непонятного? Дядя невесты!

– Царь снова женится! Слава царю!

– Что, еще разок?! Слава царю!

– Свадьба сегодня!

– Как он торопится! Каков молодец!.. А сколько ему лет?.. сколько, сколько?., он себя не бережет! Слава царю!

– Клеопатра, конечно, хороша, слов нет, кто бы отказался?

– Только не Филипп.

– А что молосская царица…

– Потише…

Александр вошел к отцу именно в ту минуту, когда тот пыхтя, вталкивался в попку новой невесты… и втолкнулся, судя по изданному ею воплю, при этом она не вырывалась, терпеливо блюдя заветы дяди.

Филипп заметив сына, недовольно прохрипел:

– Чего тебе? Не видишь, я занят!

– Мы же договорились, что обсудим вопрос коней у гетайров. Сам знаешь, насколько это важно для похода. Того самого.

– Потом… потом… поз… же!..

Александр вышел.

Свадебное пиршество продолжалось. Громче всех орал дядя невесты Аттал. Богатство рода, его личное, знатность… и сам он буйный, наглый – все настораживало. И сейчас, воспользовавшись гнусными вкусами Филиппа, подбросив тому собственную племянницу Клеопатру, он еще больше приблизился к трону.

Увидев сына царя, Аттал, опьянев от счастья, что его племянница в этот момент максимально приблизилась к царю, и вина, стал призывать македонян молить богов, чтобы у Филиппа и Клеопатры родился законный наследник престола.

– Настоящий царь, македонский, а не эпирский ублюдок!

Взбешенный этим Александр с криком: «Так что же, негодяй, я по-твоему незаконнорожденный, что ли?» швырнул в Аттала чашу. И попал. В бровь. Из рассеченной брови потекла кровь. Сначала появилась маленькая струйка… затем кровотечение усилилось… Появился покачивающийся царь. Как раз в самый волнительный момент любви новоявленных родичей.

Раздраженный… многим… и возбужденный… Филипп бросился на сына, обнажив меч…

Лезвие сверкнуло… и кровавые блики от факела задрожали под порывом ветра…

От вида страшного зрелища все замерло и стихло, но приступ гнева, ударивший прежде всего в голову, и немерено выпитое вино, ударившее туда же, но еще и в ноги, сделали свое дело: царь споткнулся, запутался в оснастке и оружии и тяжело, с неимоверным грохотом рухнул, жестко ударившись всем телом.

Не сводя с него свинцового взгляда, с кривой улыбкой, показав зубы в свирепом оскале, Александр, издеваясь над отцом, сказал: «Смотрите люди! Этот человек, который собирается переправиться из Европы в Азию, растянулся, переправляясь от ложа к ложу».

Царь стал медленно собирать себя по кусочку, опасаясь встать, чтобы не рассыпаться.

– После этой пьяной ссоры Александр забрал Олимпиас и, устроив ее жить в Эпире, сам поселился в Иллирии.

Когда-то… это было… Филипп стянул свои войска к границе Эпира, и Олимпиас добилась, что Арибба отпустил ее брата Александра. Через девять лет тот стал правителем Эпира, а Арибба был изгнан из страны. Чего тот так боялся, свершилось! Она же стала неоценимой помощницей брата в управлении своей родиной.

– Что сказать… В это время коринфянин Демарат, связанный с царским домом узами гостеприимства и пользовавшийся поэтому правом свободно говорить с царем, приехал к Филиппу.