Игорь Генералов - Святослав (Железная заря)

— Сил у нас никогда не достанет, — сказал Игорь.

— Может, и достанет, — задумчиво молвил Асмунд, — Хазарское море наступает на их земли, сжирая пахотные поля. Да и народ не очень доволен своими иудейскими правителями. Новая вера глубоко разделила народ. Купцы говорят, что нестроения там гуляют. А когда люди недовольны, то и за правителей они сражаться не пойдут.

Княжич, растерявшийся от смеха Акуна, с благодарностью посмотрел на кормильца. Жаль, опыта не хватает большие дела решать. Иметь бы Ольгину голову — у той всё получалось, она бы и сейчас не стала теряться, сказала, что нужно сделать, куда грамоты послать, у кого помощи попросить. Хотелось делать всё самому, но вдруг Святослав осознал, что без материнского совета не обойтись, как ещё она на это посмотрит? За столом повисло молчание: слова княжича заставили всех задуматься новой тяжёлой и широкой мыслью. Асмунд думает о сборе ратей, о кормах, труднотах похода; Акун видит себя в сече средь сверкающей молниями стали; Игорь, отбросив ратное бремя, просчитывает, какую выгоду принёс бы разгром хазар.

С улицы доносятся песни и хмельные голоса: в Белобережье можно передохнуть от постоянного ожидания опасности, и ватажники пьют пиво. На следующий день они пойдут дальше в неведомые заморские края.

Наутро набольшие дружины, в том числе и свейские, собрались у священного дуба. Асмунд на правах старшего должен принести требу. Собравшиеся торжественно замерли в молчании, боясь неосторожным словом помешать священнодействию. Асмунд воткнул вокруг дуба восемь стрел — оружие Перуна и по числу лепестков громового знака.

— Прими жертву от нас, отче Перун Сварожич, на дорогу дальнюю и дела многотрудные!

Несли хлеб, мясо, Святослав под одобрительный взгляд Асмунда принёс турий рог, сделанный у основания серебром. Перун был доволен жертвой, и брошенный жребий выпал отпустить жертвенного петуха.

Пути Святослава с купцами расходились. Здесь до устья подать рукой, там на берег уже никто сходить для прощания не будет, потому прощальную чару обнесли по кругу на Хортице. Впереди было безбрежное море, которое многих из русичей, его не видевших, поразит водяной бесконечностью, оглушит величием, а кого-то покорит навсегда.

Сколько бы нашествий ни было с Востока на Запад, почти все племена оставили свой след в Таврии. Были рода, причислявшие себя к гуннам, готам, сарматам и древним скифам, но все они забыли и язык, и обычаи предков. Вот новые, печенеги, булгары, угры — те, кто ухитрились осесть здесь, имели собственные кочевья в засушливых таврских степях. Хазары были вторыми по многочисленности после греков, они же привели и братьев по иудейской вере — жидовинов, которые, впрочем, всегда появляются там, где можно собрать хорошую прибыль. Уживаются все мирно, земли хватает всем и в отличие от остальных подданных Империи, жителям Тавриды в данях и налогах легота. Тавры, народ вольный, и Византия лелеет Тавриду, как любимого ребёнка, да и ребёнку было легче любить своего родителя издалека. С соседями тавры тоже почти всегда уживались мирно, был ли тут особый талан, либо что-то другое, но воинственные русы тому пример — с ними торговали, дружили, но только не воевали.

Асмунд показывал Святославу длинную, тянущуюся вокруг города в несколько вёрст, из пожелтевшего кирпича стену:

— Её построили мегарские греки, чтобы защищать с моря Бухту Символов и сам Херсонес. Я повидал многое и поверь, эта бухта самая лучшая, что я видел. Ромейский Золотой Рог, может, и не уступает по размерам, но здесь гораздо спокойнее в шторм.

Если ранее встречались только рыбацкие лодки, что смело подходили к русским лодьям и предлагали на продажу рыбу, то здесь стали встречаться корабли из арабских стран, Хазарии, Персии и, конечно, из Византии. Над головой хлопал шёлковый парус с вышитыми на нём двумя лепестками — знаком рода Святослава. Ласковое южное солнце отражалось от спокойной зеркальной глади синего моря, играло на пряслах стен, на бойницах боевх башен, и открывался сказочный каменный, утопающий в виноградных садах, залитый светом город. Перекрывая крики чаек, неслась с кораблей иноплемённая речь, пели рога, другим, непривычным русскому уху голосом. Кмети, прилипнув к бортам, оживлённо обсуждали корабли, спорили о названиях и странах, орали что-то мореходам на чужих наречиях, кто что знал и где-то когда-то ухватил, глазели на город.

Русам помогли причалиться сразу и сразу же пустили на берег, учтиво попросив оставить дружину пока на кораблях.