Сергей Чечнёв - Слуга великого князя

Боярин Федор гневно крикнул вознице: «Пошел! Пошел!» Возница в то же мгновение хлестанул лошадей что было сил, кони рванули с места, так что княжичи отпрянули назад, и сани покатили к воротам. Дворовый, что ждал в проеме, пришпорил коня и выехал на дорогу. Сани за ним. Боярин Федор кивком приказал Прошке двигаться с места: «Я последний!» Прошка причмокнул губами «ноооо!», чуть привстал в стременах, и его конь тронулся с места, вслед за санями. Но не успел он проехать проем, как за их спиной раздался бешеный стук копыт. Прошка натянул поводья, лошадь заржала, чуть привстала на дыбы, останавливаясь, и Никита, словно уж, в один миг вывернулся назад, посмотреть, что там такое.

Из глубины монастыря к Троицким воротам галопом летел всадник. Боярин Федор, не успев стронуться с места, развернулся в его сторону. Очень скоро всадник был совсем рядом. Это был молодой мужчина лет двадцати пяти, в лисьей шубе, без шапки. Лицо его раскраснелось, волосы на голове свалялись от выступавшего со лба пота, он учащенно дышал, и пар от его сильных выдохов малюсенькими сосульками замерзал на короткой бороде и усах. «Подожди! Стой, боярин!» – прокричал он, подъезжая, но, видимо поняв, что боярин и так стоит и ждет, натянул поводья, придерживая коня, и подъехал вплотную к окольничему почти шагом. Поравнявшись с боярином, всадник остановился и бросил на него жгучий, вызывающий взгляд:

– Последний раз бью тебе челом, – глаза у всадника горели, голос был звонкий, надрывный. – Не губи душу мою. Не по правде ты меня гонишь. Знаешь сам, ничего не пожалею. А теперь и вовсе мы, Лыковы, в силе будем. Бери деньгами пятьсот рублей, и холопов сотню душ. Только добром отдай, не руби под собой сук.

Боярин Федор молча поедал глазами всадника, словно боролся с желанием наброситься на него. Всадник тоже замолчал и учащенно дышал.

– Так ты, пес, все не уймешься, – медленно, но грозно пробасил, наконец, боярин. – Ну, так слушай. Деньги твои – Иудины серебренники, а сила ваша, Лыковых, за Иродом Шемякой. И тому не бывать никогда, чтобы я, боярин Ховрин, с тобой за одним столом сидел. А что до «добром», так ты попробуй взять лихом, а там Бог рассудит. Да запомни: явишься на двор – собаками затравлю!

При этих словах боярин подобрал и потянул поводья, конь под ним чуть подался назад. Всадник бросил взгляд через плечо окольничему, глаза его на мгновение сверкнули, когда он заметил сани, и тут же метнулись на боярина Федора:

– С огнем играешь, боярин, – злорадно процедил он сквозь зубы. – Ну, гляди. Пусть и вправду Бог рассудит.

Едва договорив, всадник пришпорил что есть мочи коня и в следующий миг скрылся в глубине монастыря, оставляя за собой только шлейф из поземки, развеянной бешеными копытами его скакуна.

Боярин Федор чуть приподнял руку в угрожающем жесте, видно собираясь что-то прокричать ему в догонку, но вдруг развернулся к Прошке и, срывающимся от ярости голосом прогремел:

– Чего ждешь? Плетей захотел? Гони!!!

Грозный окрик словно пробудил всех ото сна. Дворовый впереди стал суетливо пришпоривать коня, разгоняя его в галоп. Возница начал нахлестывать плеткой лошадей, те от испуга рванули вперед что было мочи. Прошка с силой ударил ногами в бока своей лошади, так что Никита едва успел ухватиться за гриву, чтоб удержаться. И вот уже все они мчались по бескрайнему заснеженному полю, в сторону холмов, оставляя позади обитель святителя Сергия, унося Никиту в непонятную, запутанную неизвестность.

13 февраля 1446 г.

Село Ховринка близ Радонежа

Кони неслись во весь опор, через поле, огибая лесистый холм, вдоль замерзшей речушки, через заиндевелый ельник. Ледяной ветер нещадно хлестал Никиту по лицу, забирался под зипун, безжалостно драл уши. Никите хотелось только одного – поскорее добраться до какого-нибудь укрытия, отогреть щеки, а потом уж собраться с мыслями и решить, что делать дальше.

Над верхушками далеких елей разлился холодной киноварью тяжелый февральский закат. Лениво подбирались неспешные сумерки. Как же долго они едут! И главное – куда? Куда везет боярин Федор княжичей? Надо быть начеку. При первой же возможности – сбежать. Это было единственное твердое решение, которое созрело в Никитиной голове, когда за пригорком, в лощине показалась какая-то деревенька.

В деревеньке Никита насчитал дюжины три домов. Все они были покрыты снежными шапками и жались друг у другу, словно хотели спастись от стужи. Неужели, приехали? Господи, скорей бы!