Наталия Трябина - Первый узбек

Долгое время он не замечал Лайло – бегает по хозяйству, жена всё время хвалит её. Девчонка драчливая, работников выгнала, какого-то кипчака приютила, да с собакой. Их Халил терпеть не мог. Орёт на заднем дворе, если что не по ней, даже в мастерской слышно. Но Халил как-то пропускал мимо ушей похвалы, расточаемые Зумрад, считал, что так и должно быть. Приютили, кров дали, живёт в доме на равных с его родными детьми – неужто мало этого? Так и продолжалось бы, если не один совсем малозначительный случай.

Ранней весной Лайло натолкнулась на него, когда сломя голову по какой-то непонятной прихоти бежала на женскую половину дома. Бежала, ничего не видя, но в этот момент Халила обдало незнакомым

запахом – такого сладкого, притягательного аромата он никогда в жизни ни от кого не ощущал. Весь мир в единый миг перевернулся – мимо него пробежала прекрасная пери, за ней можно пойти на край света! В этот миг он влюбился! И в кого – почти в родственницу, дочку… Как неловко, как нехорошо. Справиться с собой Халил не мог. На Лайло почти не смотрел, зная, что, если лишний раз повернёт голову в её сторону, неизвестно, что может сделать. Но каверзное дело разрешилось самым простым образом, о котором Халил и мечтать не смел.

Тёплым днём, ближе к вечеру Зумрад, сидя на айване, вышивала тюбетейку на заказ. Заказ был срочный, тюбетейка была для дочери состоятельного уважаемого человека, муллы их мечети: девчонка была своенравная и капризная, а отец потакал всем её прихотям, словно она единственная дочь хана. Ребёнку было всего девять лет, но головной убор она заказывала с таким знанием дела, что Зумрад диву давалась:

– Мне нужен узор из алого шёлка, чтобы с золотой ниткой, и розы должны быть яркие, как мои губки! А впереди должна быть занавесочка из серебряных нитей с мелкими бусинками бордового цвета. Я хотела жемчужинки, но батюшка сказал, что мне рано драгоценности носить. И сделайте мне тюбетейку круглую, а не квадратную. Мы скоро поедем в Бухару, там меня познакомят с моим женихом! – голос у маленькой невесты был ворчливый и скрипучий, словно из озорства мальчишка-несмышлёныш по стеклу железным ножом скребёт. Зумрад заказ приняла, подивилась, что жениха с невестой знакомят заранее, но про себя решила, что одну из роз она вышьет подвявшей. Заметит своенравная девочка – придётся переделать, а не заметит, так пусть носит тюбетейку с изъяном, если сама такая.

Только она начала мастерить убогую розу, как на курпачу рядом с ней опустился Халил:

– Душенька моя, вы всё работаете, отдохните немного, отложите иголку в сторону и налейте мне чая – чай из ваших рук вкуснее, чем из рук ангела! – умел Халил угодить жене красивыми словами, ох как умел! Да не только словами, весь его вид – наклонённая фигура, ласковое прикосновение тонких длинных пальцев, широкая улыбка на красивом загорелом лице выражали не просто расположение, а почтение и трепет к любимой женщине.

Зумрад налила чай в пиалу и поняла – вот он, подходящий миг для непростого, трудного разговора. Подав чай, она решила начать издалека:

– Халил-ака, вы не хотите устроить жизнь нашей сиротки? Тут приходила женщина с Кушан-махалли. Спрашивала, не отдадим ли мы Лайло в жёны их старейшине? Ему всего пятьдесят два года, его жёны стары и уродливы, детей мало, и он хотел бы взять её четвёртой женой. – Зумрад затихла: сейчас решится, ошибалась она и напридумывала себе или муж действительно влюбился в Лайло?

– Жена, какой четвёртой? Вы что говорите? У него же и так четыре жены? Кем будет Лайло – наложницей, любовницей? Позор на наши головы? Что соседи скажут? Скажут, что продали сиротку на утеху старику, поживились с детских слёз? – Халил мгновенно забыл все красивые обороты речи и заговорил как строгий глава семьи: почему без его согласия важный разговор шёл, кто разрешил?

– Халил-ака, сваха сказала мне, что он разведётся со своей второй женой, и Лайло станет его четвёртой женой. Но считаться будет первой. – Зумрад поняла, что Халилу этот разговор неприятен. Он всех сватов, которые приходили в дом сватать девушку, выгонял. Нет, вежливо выпроваживал, говорил, что та ещё мала и ей рано замуж.

– И вы поверили? И не самому старейшине, а свахе? Да они соврут – недорого возьмут! Вы что, не знаете, что обещания до женитьбы – это снег у нас в Мианкале – ночью выпал, а утром от него ничего не осталось? – Чай остывал в его пиале…

Зумрад задумалась. После смерти двух последних детей она понимала, что не сможет больше родить здорового ребёнка. И так Всевышний одарил её сверх меры. Все дети, кроме последних, живы и здоровы, лишь внуков пока не хватает. Но она чувствовала, что больше ей не родить. Время жизни смотрит в сторону заката, лет ей уже тридцать пять, и она старуха. И месячные очищения – то есть, то нет…