Валерий Кормилицын - Держава

Но противник вновь отразил атаки русских войск.

7 сентября Каледин повторил удар.

– На этот раз хоть небольшой, но результат, – невесело произнёс Гороховодатсковский, сидя в блиндаже с Рубановым и Ляховским. – В приказе по армии сказано: Первый гвардейский корпус овладел Свинюхами… Написали бы: занял местечко Свинюхи, – возмущался старший полковник.

– Амвросий Дормидонтович, но нам-то известно, какой свинюхой ты овладел, пока находился под командой Эверта. Пудов на восемь экземпляр… И, главное, сладил один, без помощи батальона.

– Да хватит, Рубанов, – повеселел от приятных воспоминаний Гороховодатсковский. – Думаешь, легко было? Семь потов пролил, пока ею овладел.

– Интересно, господа, почему на войне даже такие культурные люди как я, становятся записными пошляками? – поразился Рубанов.

– Ага! Культурный… Гордость мадам Светозарской, коей все уши прожужжал, когда я что-либо ни так сделаю… Эх, – мысленно облизнулся Гороховодатсковский, – как было бы славно взять у неё пару ночных уроков этикета, чтоб стать этим, как его… светским человеком.

– Ха! Не думал, что ты поклонник столетних женщин, – своим умозаключением вызвал ироническую улыбку на губах Ляховского. – Уж лучше занимайся семипудовыми панночками, за борьбу с которыми Анну первой степени высочайше заслужил.

– Ну, уж не за неё, Рубанов. И ты, господин Ляховский, напрасно развеселился, пользуясь отсутствием в сей дикой местности портретного зала. Сам тоже вторую аннинскую степень отхватил. А твоему батальонному командиру такую же Анну как мне, на шею повесили.

– Мне её преподнесли за поездку на авто и меткую стрельбу. А если без шуток, то дела наши не блестящи. Особенно пострадала 3-я гвардейская дивизия: из ста восьмидесяти офицеров её четырёх полков в строю осталось лишь двадцать шесть.

Вскоре по армии пошли слухи, что Ставка разочаровалась в Ковельском направлении и Алексеев после победы Щербачёва на «двух Липах», посоветовал Брусилову перенести направление главного удара на юг, в 7-ю армию, тем более, что вступившей в войну на стороне Антанты Румынии требуется военная поддержка, но генерал-адъютант Брусилов, почувствовавший себя великим после многочисленных газетных панегириков, решительно пренебрёг советом Ставки: «совет – не приказ», и твёрдо решил «дожать» Ковель, выпустив вскоре циркуляр и приказав вновь начать наступление, не удавшееся уже четыре раза. Правда, имелись небольшие изменения. Особой армии генерала Гурко указана была активная оборона линии Стохода и решительное наступление на Владимир Волынский левым флангом в обход Ковеля с юга. 8-й армии предписывалось содействовать Гурко наступлением на Грубешов. 11-й армии – по-прежнему наступать на Львов. 7-й армии – на Галич.

Общее наступление было назначено на 17 сентября.

Гурко и Каледин начали пятое Ковельское сражение 19 сентября.

Как писали потом газеты: «Огромный урон соответствовал огромному мужеству наступавших войск. Гвардия ходила в атаки 17 раз. У нашей артиллерии не хватило снарядов и пехотную бойню пришлось остановить».

Рубанов с остатками своего батальона передислоцировался на новое место стоянки. Измотанные, израненные люди шли напролом по лесной чаще, с трудом неся на плечах винтовки и амуницию – ни всегдашнего говора, ни шуток. Запавшие глаза безразлично глядели на сентябрьский лес.

«Это не тот осенний золотистый лес, – думал Рубанов. – Этот пропитан кровью… И лист на деревьях не жёлтый, а красный, и капли хрустальной романтичной утренней росы капают с ветвей как кровь с пальцев рук… Опять ненужная лирика, – осудил себя, – Словно не офицер, а поэт декаденствующий…»

За успешное руководство войсками Юго-Западного фронта и за военную операцию, получившую наименование «Брусиловский прорыв», генерал-адъютант Алексей Алексеевич Брусилов был награждён золотым Георгиевским оружием с бриллиантами.

В середине ноября, прогулявшись перед обедом и подышав свежим воздухом, Максим Акимович Рубанов не спеша подошёл к губернаторскому дому и привычно кивнув часовым, сделавшим винтовками «на караул», поднялся на второй этаж, где, пройдя сквозь толпу приглашённых на обед, столкнулся с высоким стройным генерал-адьютантом – единственным из военных одетым в черкеску с газырями, подпоясанную узким поясом с кинжалом и с ярко-алым башлыком на плечах, который, сняв, тут же передал подлетевшему скороходу, давнему рубановскому знакомцу.