Валерий Кормилицын - Держава

Так закончилось знаменитое Брусиловское наступление, в результате которого к июню были разгромлены австро-венгерские армии, а к июлю практически сокрушены лучшие войска кайзера, оставив в руках русских 272 тысячи пленных и 312 пушек.

Июльские сражения к нему уже отношения не имели, хотя цель оставалась прежней – взятие Ковеля.

Россия ликовала.

Со всех концов в штаб Брусилова летели письма и телеграммы. От великих князей и простых людей.

По телефону поздравил начальника Юго-Западного фронта и император.

Великий князь Николай Николаевич прислал из Тифлиса короткую телеграмму: «Поздравляю, целую, обнимаю, благословляю».

«Суворовский стиль письма, – расчувствовался генерал. – А вот и послание председателя Земского союза князя Львова. Шпака за версту видно, – улыбнулся своим мыслям Брусилов. – Пишет напыщенно, длинно и велеречиво, – однако, с удовольствием прочёл послание: «Ваш меч, тяжёлый, как громовая стрела, прекрасен! Молнией сверкнул он на Западе и осветил радостью и восторгом сердце России. Наши взоры, наши помыслы и упования прикованы к геройской и несокрушимой армии, которая с великими жертвами, полная самоотверженности, сметает твердыни врага и идёт от победы к победе. С восторгом преклоняясь перед подвигами армии, мы одушевлены стремлением по мере всех своих сил служить ей и, чувствуя в эти дни Вашу твёрдую руку, глубокую мысль и могучую русскую душу всем сердцем хотим облегчить Вам, Ваше почётное славное бремя». – Хотя финал послания не совсем понял, но этот главком, тьфу, председатель всех русских земств, удивительно приятно и правдиво всё описал. Отправлю-ка ему ответ, – уселся за стол и, макнув перо в чернильницу, задумался, почёсывая мизинцем то бритую щёку, то седую щёточку усов. – Государь величает Алексеева: «мой косой друг», – с иронией подумал царский генерал-адъютант. – А меня, как доложил один доброжелатель, назвал: «генерал в резиновых калошах». – Ну, нравится мне в них иногда щеголять, что поделаешь? Папаха, лампасы и калоши – суть генеральского отличия от простых смертных офицеров», – склонившись, быстро написал: «Опираясь на могучий непоколебимый дух армии и при духовной поддержке всей России, глубоко и твёрдо надеемся довести победу до полного разгрома врага. От всего сердца, горячо благодарю Вас за истинно-патриотическое приветствие и приношу Вам и всему Земскому союзу мою искреннюю благодарность за приветствия и пожелания».

Взяв кипу газет, пересел на диван и стал просматривать напечатанные дифирамбы о своей победе. Через полчаса, положив бумажные листы на колени, задумался, вспомнив слова другого доброжелателя – после победы их стало удивительно много: «Самый грустный в Ставе – это генерал Иванов, который шепчет по углам, что успех Брусилова – здоровенный гвоздь в крышку его гроба», – улыбнулся командующий Юго-Западным фронтом.

«Нельзя наступать, нельзя наступать, – кого-то передразнил он. – И у Эверта с Куропаткиным обострился хронический недуг, именуемый «синдром Сальери» – запредельная зависть к чужому успеху. У самих-то ума не хватает побеждать».

23 июня располагавшийся у местечка Молодечно Павловский полк торжественно встретил прибывшее из Петрограда под командой полковника Гороховодатсковского пополнение.

– Человеческий материал совершенно сырой. Кроме строя, маршировки и отдания чести ничему не обученный, – поздоровавшись с Акимом, Ляховским и Платоном Благовым, сообщил он однополчанам. – Пал Палыч, доказывая свою невинность…

– Невиновность, – поправил его Рубанов.

– Какая разница… Сбил с мысли… Ага… Валит всё на не нюхавшее пороху тыловое начальство… И передаёт вам горячий фельдфебельский привет.

– Ну, я-то, положим, не знаком с вашим легендарным сверхсрочнослужащим, но лишний привет в хозяйстве не помешает, – пожал руку полковнику главный полковой связист. – Амвросий Дормидонтович, я вам, если помните, книги заказывал купить.

– Ох, уважаемый Платон Захарович, помню, что вы рождены для служения высшей гармонии… Оправдаюсь в стихотворной форме:

Когда-то был я молод и не слаб.

Любил я книги, выпивку и баб.

Прошли года, я постарел и сник,

Теперь, конечно, стало не до книг.

После не очень бурных аплодисментов и смеха, офицеры направились к небольшому кирпичному дому, где жили и столовались у местного купца.

Махлай с чего-то бурчащим Барашиным, тащили за ними громоздкие чемоданы.

– Дети мои, ежели предстоит нешуточная борьба с зелёным змием, я вам непременно окажу посильную помощь. Злой нынче на него – страсть, – вопросил в основном у приехавшего из Питера Гороховодатсковского отец Захарий, случайно столкнувшись с подозрительной компанией.