Илона Якимова - Младший сын

– Что, Мардж? Они не плывут?

– Ты снова смеешься надо мной, Джон, а? Это невежливо. Все знают, что в Тайне теперь нет русалок. Я стою здесь не поэтому.

– Почему же?

– Сама не знаю. Мне беспокойно.

– Он едет.

Она зябко повела плечами под плащом, поежилась, глубже спрятала руки:

– Знаю. Не попадайся ему на глаза.

– Разве я не мужчина?

– Ты мальчик, Джон, – только сестре моей Маргарите, жемчужине моего сердца, мог я простить подобную правду, – не попадайся ему на глаза и не зли. Ну что тебе стоит?

– Я не могу провести всю жизнь слизнем.

– Всю и не надо. Время пройдет, эта история забудется.

– Только не мною. Он расписался у меня на лице на память.

– Все проходит, пройдет и это. Я хочу обратно в Нанро, Джон. К матушке Элизабет. Не понимаю, зачем отец не велит мне возвращаться к кларетинкам – мне там самое место. Не в этом вашем мире мужчин, где бьют – и убивают. Особенно если убивают бессмертную душу, не тело… кто рожден невестой Господней, той не место среди живых.

– Ну что за глупости, посмотри на себя, Мардж… Разве можно быть более живой, чем ты?

– Можно, – она повернулась ко мне, обеими холодными руками взяла мои, еще теплые, от нее летел свет и снег бессмертной юности. – Как, например, ты. Иногда мне кажется, что он ненавидит тебя именно за это. Ты неукротим. Ты – чистый огонь в душе…

Железо куют, разламывают и обтесывают дерево, огонь пребудет вовеки.

Топот множества конских ног наполнил двор. Не оборачиваясь, я отступил к стене, скользнул краем берега к тому выходу, который приведет меня в башню, минуя встречу с отцом. Как бы ни страшился я этого момента, он все-таки приехал.

Но, во всяком случае, с ним был Адам.

– Ну, каково там? Что ты видел, где был?

Мы втроем сидели у огня в нашей с Адамом спальне. Адам на скамье у огня, Мардж – возле него, положив голову ему на плечо, я – на овечьей шкуре у них в ногах. Старший брат рассказывал о столице, о короле и его придворных, о Босуэлл-корте – тамошнем городском владении графа, где не был никто из нас, и сам от души наслаждался этим рассказом. Острослов Адам Хепберн был известный, хотя и молчать к месту умел, как никто. Там, при дворе, он был мужчина, воин, взрослый, серьезный, сильный, ценящий достоинство, но среди нас – всего лишь юноша шестнадцати лет, и мог показать себя без церемониала, живым, веселым, ласковым. Я помню тот вечер, как сейчас, потому что мы были счастливы. Они двое вернулись от ужина в холле, мне сегодня подали прямо в комнату, за что я был несказанно признателен матери и положил поблагодарить ее лично, прокравшись после вечерни к ней в покои – хотя и не знал точно, поступила она так, чтобы поддержать меня или чтобы не злить господина. Словно камень с души упал, когда я понял, что мне не придется видеть его за ужином.

– И что королева? – это спросила Мардж.

– Королева грустна, – Адам поморщился. – Такая молодая и такая печальная. Да и то сказать, пришла новость о том, что герцог Ротсей скончался в Стерлинге – пожалуй, возвеселишься тут.

Сердобольная Мардж охнула и перекрестилась, мне же не было дела ни до каких мертвых младенцев-принцев, я думал о нас, рассматривая как брата, так и сестру. Как удалось нам уродиться такими разными, даже не считая Джоанну, та вообще собою черная жилистая сарацинка? Из четверых сыновей Босуэлла внешне в него удались Уилл и Патрик, Адам сходен скорей в повадке, в теле, чем обликом. Он не красавец, но выглядит вполне пристойно. Такой вердикт еще давненько вынесла Джоанна, он ржал в голос и сказал тогда, что ему достаточно лица, удовлетворяющего законам симметрии – на такой голове, мол, шлем сидит ровно, а большего и не надо. Лицо чистое, без изъянов, глаза вот особенно хороши, яркие, богатые на всплески чувств, синие, разрезом напоминающие кошачьи, глаза, всю его душу открывающие до изнанки. Оно и понятно, у Босуэлла и наследник предпочтет придержать язык, чем высказаться – тут уж научишься говорить глазами. Но среди нас ему не было нужды подбирать слова.

– Мы потому и вернулись, что двор погрузился в траур, но королева-то снова носит дитя, как бы не огорчилось во чреве. Вдобавок Его величество, в свойственной ему куртуазности, не пропускает ни одной мимо бредущей юбки, за исключением, разве что, пыльных юбок каких-нибудь Кемпбеллов, понаехавших из Ущелья… второй Аргайл, Гиллеспи Арчибальд, сейчас же канцлер, вокруг него не протолкнуться от горцев – островных и тех, что с Нагорья. Он приезжал к нам в Босуэлл-корт – смердят они, клансмены его, чудовищно, да простит меня Бог… за нелюбовь к ближнему, да-да, Марго! – и Адам рассмеялся укоризне в глазах сестры.