Ханох Дашевский - Рог Мессии. Книга третья. Долина костей

Сказать Михаэлю было нечего. У него не то что еврейки – вообще не было женщины. И с Клавой ничего не вышло. Но признаваться в этом посмеивающемуся над евреями попутчику не хотелось. И даже будь у него опыт, что он должен ответить? Разве не унизительно – поддерживать такой разговор? Но как заставить непрошеного собеседника заткнуться? Старший лейтенант выжидательно смотрел на Михаэля и, не дождавшись ответа, произнёс:

– Понятно. Всё твоё при тебе. И невинность тоже. Ну ладно, слушай дальше. Получаю я, значит, «языка», а переводить некому: погиб переводчик. Смотрим с комиссаром его документы, а там письмо – сестра ему эвакуированная пишет: мол, дорогой брат, погибли наши родители и прочие родственники. И на целую страницу давай перечислять: и дядья, и тётки, и племянники – кого только нет. Ты, пишет, непременно за них отомсти. Тут комиссар и говорит: «Надо Шварцмана этого посмертно к ордену представить. Геройский парень, оказывается! Не ожидал я от него». Вот и я не ожидал…

Старший лейтенант докурил сигарету и основательно притоптал окурок.

– Выходит, и такие евреи бывают, только редко. Землячки твои больше по хозяйственной части. Тыловое обеспечение и прочее. Это ваше родное. Ну и пером строчить, призывать, агитировать – это вы хорошо умеете. А в окопах вас Иван прикрывает.

– Товарищ старший лейтенант! – Придя к выводу, что возражать бесполезно, Михаэль решил помочь бывшему комполка сменить тему. – Вы же майором были. Что случилось?..

– А то, – неожиданно хрипло сказал старлей. – Из-за Шварцмана Григория, младшего лейтенанта, всё и случилось. Сам-то он не виноват, Шварцман. Он к тому времени в земле лежал. А представление на него в штаб дивизии ушло. К ордену мы его посмертно представили, к боевому Красному Знамени. Только в штабе «Знамя» вычеркнули и медаль «За боевые заслуги» вписали. Такую же, как у тебя. Тут мотор мой заело. «Как же так, – думаю. – Ладно, еврей, но ведь подвиг совершил, мы его к ордену, а штабная крыса вычёркивает?!» Короче, едем с комиссаром в штаб, а комиссар мой тоже кипит. Ну и к полковнику, командиру дивизии, без приглашения. Тот: «В чём дело? Наступление скоро, почему оставили часть?! Под трибунал пойдёте оба!» А я, вожжа мне под хвост, стою и говорю: «Товарищ полковник! Командование полка младшего лейтенанта Шварцмана к ордену представило. Почему вы наше мнение игнорируете? Или мы такие мелкие, что можно с нами не считаться?» Полковник аж пятнами красными покрылся, думал – взорвётся, а он меня к себе подзывает и негромко так говорит: «Ты что, майор, охренел? Из-за Абрамчика какого-то бесишься. Ему и медали много. Поворачивай обратно, и будем считать, что тебя здесь не было». Тут бы мне козырнуть да на каблуках развернуться, но разве меня остановишь? «Нет, – говорю, – товарищ полковник, я так просто не уйду. Хоть этот Шварцман и еврей, но смертью храбрых погиб, сделал то, что другие не сумели, и я для него справедливости требую!» Полковник кричит: «Выполнять приказание! Завтра утром наступать на посёлок Брагино, к обеду доложить о взятии! И чтобы я вас больше здесь не видел!» Но упёрся и я, да так, что комиссар мой испугался. На ногу мне наступает, а я не чувствую, мне море по колено. В себя на «губе» пришёл, без ремня и оружия. И пошёл бы под трибунал, если б сам командарм не вмешался, генерал Власов. Снял с полка, понизил до старлея и отправил во фронтовой резерв – с глаз подальше. Оттуда я к вам в Латышскую дивизию попал, комбатом, да с командиром полка не поладил. Обматерил – хорошо, что не при бойцах. Вот и отослали в штаб армии: спасибо – под суд не отдали. Ну а ты зачем туда едешь?

– Меня переводчиком направили. Я немецкий знаю.

– Вот оно что. Тогда понятно.

Зато Михаэлю было непонятно, почему с этим типом, не упускающим случая пройтись насчёт евреев, так церемонятся. Командарм вмешался, а теперь вместо того, чтобы судить, полупьяного в штаб армии переправляют с удобствами. Другого на его месте давно бы расстреляли. Попутчик, как видно, выговорившись, умолк. Наступила ночь, и Михаэль собирался задремать, когда машина остановилась. Из кабины высунулся водитель.

– Товарищ командир! – обратился он к бывшему майору, – развилка скоро. Если направо возьмём, километров десять срежем. Через лес, но проехать можно. Я эту дорогу знаю, по ней мало кто ездит. А то больше стоим, чем двигаемся. Всё встречных пропускаем…

– А фрицы?

– Товарищ старший лейтенант, ну какие фрицы? Мы же в тылу. А фрицы в окружении.