Ханох Дашевский - Рог Мессии. Книга третья. Долина костей

Михаэль почувствовал граничащую с равнодушием усталость. Агитатором так агитатором, в штабе так в штабе. Ему уже всё равно: как решат – так и будет. Размышляя о том о сём, Михаэль задремал и очнулся, услышав хорошо поставленный командирский голос:

– Ваша фамилия? Звание?

Михаэль увидел стоящего перед ним подполковника. Вскочив, он отрапортовал:

– Заместитель политрука Гольдштейн. Явился…

– Немецким владеете? – прервал подполковник.

– Так точно!

– Хорошо. Следуйте за мной.

«Переводчиком хотят оставить в штабе. Не самое худшее», – решил Михаэль.

Они остановились перед дверью. Михаэль не знал, что за ней находится командир дивизии.

– Вот, товарищ полковник, – сказал сопровождающий, – замполитрука Михаэль Гольдштейн. Знает немецкий. После госпиталя годен к нестроевой. Но ни в батальоне, ни в полку ему не нашли применения.

– С полком и батальоном позже разберёмся. А вас, – обратился полковник к Михаэлю, – мы командируем в штаб армии. Большая немецкая группировка окружена под Демянском. Полагают, что будет много пленных, понадобятся переводчики. У нас в дивизии такие люди есть, а в других подразделениях не найти. Где вас ранило?

– Под Наро-Фоминском, товарищ полковник.

– Ян Янович, – подал голос подполковник, – замполитрука награждён медалью. Разрешите вручить?

– Где медаль?

Подполковник извлёк коробочку.

– Сам вручу, – сказал полковник. – И меня под Наро-Фоминском ранило, – добавил он, глядя на Михаэля. – Тоже недавно из госпиталя.

Внезапно Михаэль подумал о том, что не знает, как себя вести. На церемониях вручения наград он никогда не присутствовал. Под Таллином не награждали. Но не потому, что герои отсутствовали, а потому что в постоянно сжимавшемся кольце обороны было не до того. Только благодарность иногда выносили перед строем. И что отвечали? Служу народу? Нет, там было ещё какое-то слово…

Тем временем полковник, держа в руке коробочку с медалью, обратился к Михаэлю:

– За мужество, проявленное в боях под Москвой, награждаетесь медалью «За боевые заслуги»! Поздравляю, товарищ, – полковник на секунду запнулся перед фамилией Михаэля, – товарищ Гольдштейн!

Повисло неловкое молчание.

– Служу трудовому народу! – произнёс наконец-то вспомнивший нужные слова Михаэль.

– Волнуется, – заметил подполковник. Он не скрывал удовлетворения. Из штаба армии три раза напоминали, что ждут переводчика, однако полковник Вейкин тянул с этим. Несмотря на готовящееся наступление, дивизия испытывала недостаток во всём, и, конечно же, в людях. Каждый человек был на счету, и никого не хотелось отдавать на сторону. Сегодняшнее напоминание, самое грозное, командарм сделал лично по телефону, и после этого подполковнику Па́эгле дали час, чтобы решить вопрос. Оказавшийся без дела Михаэль подвернулся вовремя. Вскоре он снова находился в кузове грузовика, пробиравшегося по заснеженной колее. И опять в кабине не было места, но на этот раз там сидел не хмырь-интендант, а молодая женщина-военврач. В своё время она работала в Рижской еврейской больнице и хорошо знала доктора Гольдштейна. Только сын доктора понятия об этом не имел и лишь мельком взглянул на случайную спутницу. В кузове у Михаэля был другой попутчик, донимавший его не меньше, чем холод.

Выйдя от командира дивизии, Михаэль вновь почувствовал себя плохо. Потемнело в глазах, сдавило виски, и он остановился, пытаясь справиться с припадком. Остановился посреди коридора и вначале даже не почувствовал, что его трясёт и ругает наткнувшийся на него офицер. У Михаэля не было особых семитских признаков, но этот старший лейтенант каким-то чутьём угадал его происхождение.

– Ты что, слепой, Рабинович? Не выспался? Глаза протри! Встал посередине, как столб!

С трудом понимая, что происходит, Михаэль попытался освободиться от вцепившихся в него рук. Это удавалось плохо, но мучитель сам разжал объятия.

– Едрёна вошь! Набрали тут кого ни попадя! Что это с ним? – обратился он к кому-то рядом.

Сумрак, застилавший глаза, начал рассеиваться, и Михаэль увидел стоящего напротив лейтенанта.

– Вот твои документы, – сказал лейтенант, не отвечая старлею. – Скоро подойдёт машина. И в самом деле – что это с тобой?

– Голова закружилась. Последствия контузии.

– А контузило где? – участливо поинтересовался старший лейтенант. Он был навеселе, о чём свидетельствовал, помимо поведения, не слишком резкий, но ощутимый запах перегара. – В тыловом обозе?