Владимир Зюкин - Сашка

– Мыла хотела попросить, постирать нечем.

– Мыло найдём.

Ефим, кряхтя, влез на табуретку и стал шарить по полатям.

Вошла Василиса; метнув взгляд на мужа, крикнула:

– Чего потерял, старый?

– Мыльца Кирилловне дам, – отозвался Ерёмин.

– Так нет мыла, ни печатки.

– Как нет, а вот.

Ефим показал кусок мыла.

Агафья Кирилловна, поблагодарив Ефима, ушла, с горькой усмешкой на губах. И лишь закрылась дверь за ней, как Василиса набросилась на супруга:

– Добрый, гляжу! Разбрасываешься, дурья башка, так бы и хватила кочергой…

– Не кричи, – перебил её Ефим. – Пожалела мыла… Агафья внуков наших обстирывает.

– Мать пусть их обстирывает, на кого побросала? Нет им от меня ничего, – отрезала Василиса, цепляя на крючок хлеб. – Что говорила – на сто грамм надула. Бери хлеб и топай, а то пропадёт кусок. Иди с весами.

Старик, не споря, вышел из дома.

Навстречу ему торопился домой, прикрыв лицо варежкой, Вовка.

– Деда, здравствуй! – крикнул он, поравнявшись с Ефимом.

– Здорово! – откликнулся Ефим. – Поди, из детсада? Некому зашить – коленка голая?

– Я сейчас разорвал.

– Понятно… Ну, беги. Да заходи – валенки подошью.

Ефим жалел внуков и старался помочь семье Рязанцевых: то даст сальца Вовке, то усадит внучат за стол, не обращая внимания на неодобрительные взгляды жены, то сунет немного денежек в ладошку Агафьи Кирилловны. Но редко ускользала от Василисы забота Ефима. «Довесок отдал»! – ворчала она, приметив, как внуку младшему он дал большой кусок хлеба, в который тот впился зубами. Но хоть и жалел он внуков, но за шалости бранил и выставлял провинившихся за дверь.

В магазине продавщица, не споря, отрезала Ефиму сто грамм хлеба. Когда он проходил мимо избы Рязанцевых, на крыльцо выбежал Вовка.

– Дед, сейчас зайти или потом? – крикнул.

– Хоть сейчас, хоть погодя, – ответил дед.

Вовка скрылся за дверью и сразу выскочил в пальтишке и шапке; они вместе вошли в избу.

– Здравствуй, баба! – пропищал Вовка, глянув на Василису.

– Здоров, лупастый, – добродушно отозвалась Василиса.

У Вовки, как и у Ксении, глаза большие и как будто задумчивые. У печи стоял сундук; на него и забрался Вовка.

– Чего вылупился, садись, поешь, – позвала Василиса.

Вовка заморгал часто, оглядывая всех, словно проснувшись. Агафья Кирилловна спрашивала его в таких случаях: «О чём, Вова, думаешь?». И он ей перечислял по пальцам, о чём думает. И начинался у них хороший разговор. «Наша баба добрая – подумал малый, усаживаясь за стол. – И эта бывает доброй: вкусно кормит. Только часто орёт на нас и называет беспризорниками».

– Деда, а мы с Сашкой беспризорники? – неожиданно спросил он.

– Ну, какие же вы беспризорники? – отвечал Ефим. – У вас два деда.

– И две бабы, – вставил Вовка.

Ему жаль стало деда, потому что чашка стояла на середине стола и, пока старик нёс ложку ко рту дрожащей рукою, в ней мало что оставалось. Поев, Ефим сел подшивать внуку валенки. Вовка снял со стенки гитару и стал дёргать струны. Василиса, стуча на швейной машинке, замурлыкала под нос старую мелодию.

Василий переоделся и чисто выбрился. Зоя Дмитриевна захлопала в ладоши, увидев его. Он был, действительно, хорош: не просохшие каштановые волосы лежали кольцами, голубые глаза и лицо отражали молодость. Зоя Дмитриевна, рядом стоя, смотрела на него с восхищёнием.

– К лицу вам эта рубашка! – наконец сказала, и подумала: «Милый мальчик…»

Выпив чай, молодые люди, сбежав по лестнице, пошли быстро по тротуару. На Василии была военная куртка, которая с фуражкой и кожаными перчатками придавала ему вид капитана, вернувшегося из рейса. Возле двери горкома Одинцова пожелала ему удачи в сухопутной работе:

– Смелее! Вас уже ждут.

Василий постучал в дверь. А Зоя Дмитриевна пошла в сектор учёта. В комнатке у неё стоял стол, на котором располагались чернильный прибор и печатная машинка. Ей надо было много печатать, но она не могла сосредоточиться. Тогда стала перебирать бумаги и перечитывать документы. Наконец, нашла необходимые бумаги, попыталась собраться с мыслями, но не получилось, так как каждую минуту она представляла, как он, беспомощный, погибал в море, не надеясь на помощь. И ей страшно стало при мысли, что Василий спасся совершенно случайно. И подумала, что, оказывается, ей важна их встреча. Почему? Отложив дела, она направилась к выходу.

Василий шёл по коридору в умиротворённом состоянии. Ещё бы: он выжил во время страшной трагедии в море, а теперь ещё появилась возможность набраться сил, послужив на берегу, но главное, он встретил женщину, о которой, казалось, давно мечтал. В кармане его куртки лежала записка с адресом общежития. Он вышел на воздух, в лицо ему дунул тёплый ветер, слышно было, как капли, падая с крыши, шлёпают по тротуару, вверху уже сияли звёзды. Василий повторил про себя адрес общежития: «Севастопольская, 27». По обеим сторонам крыльца стояли металлические скамьи. На одной из них человек, под фонарём, читал газету. Василий сверху спросил: