Дочь Кузнецова - Москва, мы вернулись за счастьем

Тимофей вызвал по какому-то служебному телефону врача, мальчику назначили лечение, диету. Спальное место ребёнку устроили в зале на диване, где когда-то, в далеком восемнадцатом году расположился его новый отец. Уход, лечение и питание очень важны, но психотерапия для ребёнка, потерявшего мать и сестрёнку, чуть не умершего от голода и в результате попавшего в чужую семью, где ему были представлены новые родители, ещё важнее. И неизвестно как бы взрослые справились, если бы не Василиса. Она стала для Толика живой водой. Она сидела целыми днями рядом с его диваном, показывала свои игрушки, как могла пересказывала сказки из книжек, которые ей читали, показывала, как она рисует в альбоме каракули. Оказалось, что Толик умеет читать, и теперь он читал Васе её книжки, не ленясь по нескольку раз, родителям это делать необходимость отпала. Также выяснилось, что Толик хорошо рисует, и вместо каракуль у Василисы стало получаться сначала солнышко, потом цветочек и мордочка с глазами и ртом. Примерно недели через две Толик начал ходить, пропала опухоль с ног от голода, дети стали играть по всей квартире. На усыновление были оформлены все документы и Александра теперь беспрестанно повторяла про школу для него и про детский сад для Василисы. На что Матильда категорически возражала, говоря, что, по крайней мере, ещё полгода никто никуда не пойдет, и что она сама будет заниматься с Толей по программе для его возраста, а иностранными языками дополнительно. И чтобы Александра, если желает, может по вечерам проверять у них математику, но пусть даже не надеется найти в тетрадях Толика ни только Бином Ньютона, но даже квадратный трёхчлен. Александра понимала, что по некоторым вопросам переспорить Матильду невозможно, и успокоилась. Подходил к концу 1932 год. Встречали 1933 дома, в кругу большой и дружной семьи. Планы на будущее, на детей были самые радужные. Но от внешнего мира, от политики прятаться долго, а тем более всегда, невозможно.

Глава 2

От внешнего мира домашних прикрывал Тимофей, он очень мало говорил о своей работе, ещё меньше о власть предержащих. Все знали, что структура, в которой служил Тимофей, со дня её основания в декабре 1917 года под названием ВЧК за десять лет неоднократно менялась. Теперь это назвалось ОГПУ, потому что ГПУ союзных республик перестали существовать как самостоятельные структуры, общей государственной безопасностью стала заниматься Москва. А бывшие ГПУ возникли из ВЧК ещё при жизни Дзержинского в 1922 году. Ведомству было передано управление органами милиции и госбезопасности. Полномочия ОГПУ стремительно увеличивались, структура росла и вверх, и вширь и становилась одной из главных государственных структур страны советов. Конечно, Тимофей знал гораздо больше, чем простой обыватель о всех реновациях и пертурбациях в этой мощной и архисерьёзной структуре, но знал он далеко не всё. Скорей всего, всё не знал никто, даже первые лица страны, до них не всё доходило. Как говорится, если бы мог Железный Феликс взглянуть с того света на своё детище, был бы поражён. А у Тимофея энтузиазм убывал год от года. К счастью, работа в учреждении была очень структурирована, и сотрудники разных отделов между собой не соприкасались и не были информированы о делах в чужом подразделении. Будучи старой большевицкой закалки, Тимофей хранил верность курсу ВЧК, направленному на борьбу с врагами во время Гражданской войны и на улучшение бедственного положения мирного населения в военный период, особенно детей. Война закончилась десять лет назад, но мир не наступил. И прежде всего он не наступил для детей сирот, и Тимофей собирал и собирал их с пепелищ. Успехи этой деятельности были налицо, беспризорность в стране сократилась. Казалось бы, ещё совсем немного поднажать и каждый ребёнок огромной страны будет накормлен, одет, обут, получит крышу над головой и дорогу к знаниям для светлой взрослой жизни. Но пришла новая беда – голод. Он пришёл, когда приходить уже не должен был. Войны давно нет. Страна огромная, если засуха, неурожай в одном регионе, люди получат продукты из других. Ведь коллективизация прошла с 1928 года, сельхоз работы механизированы: пашут поля быстро и слаженно машины, собирают урожай тоже они, зерно хранится в огромных коллективных амбарах, скот живёт в больших животноводческих фермах, овощи зреют в теплицах. Но так гладко было только в теории, а на практике и с машинами было плоховато, и хранить урожай негде пока, а скот вообще оказался на улице и без кормов. А реквизировали-то к началу 30х уже всё и у всех. Вагон впереди паровоза оказался. Да ещё и машиниста нет: люди не понимали, кто теперь на селе за что отвечает, многие вообще не хотели ни за что отвечать, кто-то уехал в город от коллективизации к индустриализации. Сыграла в этом во всём свою негативную роль ОГПУ? Конечно. Сначала оно надзирало, а значит руководило изъятием крестьянского имущества, а потом наказывало тех, кто не сумел изъятым правильно распорядиться. Ну, кроме того до Тимофея доходили слухи, что с самого верха распорядились продать заграницу продукты для нужд индустриализации. А кроме продуктов и культурные ценности, которых в Российской империи было великое множество! И далеко не все они пропали во время революции и Гражданской войны. И все эти вопросы не давали покоя Тимофею. Как в стихотворении Маяковского про негра: ’’Много вопросов Вилли сверлили, но один был закорюка из закорюк…‘’ И этот главный вопрос был: как уйти со службы и куда? Тимофей понимал, что сами люди из таких мест не уходят. Вопрос по беспризорникам будет решен в любом случае через год-два, и ему будет предложен другой фронт работ. Усыновленного мальчика Толю Тимофей воспринял как награду за свою благородную деятельность, но и как жирную точку после её своевременного окончания. Тимофей решил, что он выполнил свой отцовский долг перед семьёй и гражданский перед страной и советским обществом, спас для него столько детей. Все эти мысли мужчина носил в себе, он очень старался беречь жену от лишних хлопот, беспокойства, тяжелых раздумий. Он понимал, что Александра выросла в тепличных условиях, у неё были замечательные высокообразованные родители, и революция могла только испортить жизнь такой женщине и ничем не улучшить. И как мог создавал для Александры какое-никакое подобие розового колпака.