Расходились с Совета крестьяне взволнованные.
— А учительша наша какая, в земельный комитет пошла, не боится.
— Да-да, умная женщина, что говорить..
— Прогонит теперь Самохватов Якова-то.
— А что мне, — ответил Яков, — век на него, черта, молоть, что ли? Сам теперь уйду, землю буду у общества просить, с Настей жениться сговорились.
— Ах ты, мать-те в пятку, видел ты их, а? — ввязался опять Маер. — Это как же? Земельный комитет на Советской власти женится? Говорили, не надо баб выбирать.
— Ты, Маер, не шеперься и насчет женщин полегче. Вместях работать-то будем, — серьезно заметил Маеру Стогов.
— То-то и есть, что вместях... — пробурчал про себя Маер.
Кулаки зажили беспокойной жизнью. Советская власть пока еще их не тревожила, но они знали о всех ее приготовлениях. Самохватов всем растерянно жаловался:
— Ведь подумать только, Яшка-то? Ведь был скотина бессловесная, что, бывало, на него не навалишь, слова не скажет — везет; сам, бывало, я диву давался, как он терпит. Возьми вот, в земельные члены поступил. Разговаривать научился!
— Сдерет теперь он с нас шкуру. Вот теперь ты, Егор, терпеть будешь, — иронизировал над Самохватовым Потугин.
Самохватов только отдувался.
— Поговорить с нашими теперь надо, чтобы шибко не пугались, поры чтоб ждали.
— Да мы что, как ты, так и мы! Ты ведь наш голова.
— Ладно, подбодряй там, а я ужо покумекаю.
Две недели не тревожили кулаков, они даже привыкать к Советской власти стали. Вдруг неожиданно, ночью, их позвали в Совет. Земельный комитет составил без всякого шума учетную опись земли всех кулаков. Точно определил, у кото сколько отрезать, сколько у кого рабочего скота, инвентаря. Кулаки явились встревоженные. Явились в Совет и все фронтовики, у каждого была винтовка.
— Это что же, на войну собрались, служивые? — выдавливая улыбку, опросил Потугин.
— Кто знает, — загадочно отвечали фронтовики.
— Вот, граждане, — начал Стогов — позвали мы вас, чтобы объявить вам решение земельного комитета и Совета о том, что у стодесятинников и кто побогаче отобрать часть земли; оставить им сколько полагается для личного труда. А также об отобрании части живого и мертвого инвентаря.
— Катарина Егоровна, зачитайте, сколько у кого отобрать.
Учительница взяла длинный список и начала читать:
— У Самохватова Егора Евстафьевича 733 десятины; оставить ему на две души 20 десятин. Отобрать 13 рабочих лошадей, оставить ему двух да одного жеребенка.
— Которого? — задыхаясь, спросил Самохватов.
— От Буренухи, — ответил Яков.
— А от Машки и Игрюнихи забрали? — заревел он на Якова. — Это ты, ты, голоштанник проклятый? Паскуда ты!
— Гражданин Самохватов, не оскорблять Советской власти! — резко оборвал его Стогов. — Говори, да не заговаривайся.
Самохватов обмяк и замолчал.
— Мертвого инвентаря 18 телег, 8 плугов, конную молотилку, все сеялки, грабли и одну веялку... — продолжала учительница.
— У Елагина Трофима 200 десятин земли, оставить на семь душ 35 десятин. Взять рабочего окота семь лошадей...
— У Потугина 180 десятин, оставить на четыре души.
Так были перечислены все шестьдесят кулаков. Кулацкие фронтовики сидели хмурые и ни слова не говорили, не поддерживали, когда те пытались протестовать.
— Ну, теперь, граждане, — обратился к кулакам Стогов, — подпишитесь, что вы согласны с решением Советской власти и никаких препятствий к проведению в жизнь этого решения иметь не будете.
Стогов положил приготовленную подписку на стол.
— Это как же, чтобы собственный разор, да самим же и подписать? Не подпишем, — решительно заявил Потугин.
— Не желаешь? А вы, Иван и Николай Потугины, подпишете?
— Как брат, так и мы — ответили фронтовики Потугины.
— А ну, товарищи, отведите их в холодную, и пусть там приготовят четыре пары лошадей.
Три фронтовика подошли к Потугиным.
— А ну, кругом, марш!
Старик Потугин, дрожал и, растерянно оглядываясь, спрашивал:
— Как же это, граждане... под вооруженной силой?
— Идем.
Подталкивая арестованных фронтовики вывели их из Совета.
— Самохватов, подпишись.
— Я... Да как же это, да силой-то рази можно? — Самохватов взял дрожащей рукой перо и, брызгая чернилами, подписал.
Остальные тоже подходили к столу и подписывали. Когда подписали все, Стогов объявил кулакам:
— С завтрашнего дня начнется обмер земли, а скот и инвентарь свозить в Совет. А теперь идите по домам.
Кулаки расходились по домам молчаливые, подавленные. Несмотря на сговор и подготовку, они оказались застигнутыми врасплох.
Читать дальше