Петр Никифоров - Октябрь в Приморье

За арестованных офицеров пытался заступиться японский консул, пославший петицию местным властям с требованием об освобождении задержанных, но ему было указано на неуместность его вмешательства. Тем дело и кончилось.

Октябрьская революция победила по всему Дальнему Востоку.

Октябрь в деревню принесли фронтовики. Они возвращались в деревню поодиночке, а иногда по двое-трое. Обросшие густыми бородами, в почерневших от окопной земли, истрепанных, опаленных шинелях, в шапках-треухах, грязных и пропитанных потом, в башмаках, часто стянутых проволокою, голодные и истощенные.

Но несли с собой винтовки, аккуратно завернутые в тряпки или в газетную бумагу. Солдатские сумки тяжело оттягивали плечи — вместо хлеба они были набиты патронами. У некоторых на поясе висели гранаты.

Солдаты шли с разных фронтов, они были подозрительны и недоверчивы даже друг к другу. Они знали, что армия не только разложилась и рассыпалась по домам, но и разделилась на враждебные друг другу группы.

Часто бывшие друзья из одного и того же села встречались смертельными врагами.

Вот почему, вернувшись домой, в деревню, они пристально вглядывались друг в друга. Прощупывали, осваивались, собирались вместе, длинными осенними ночами подолгу беседовали о насущном. Солдаты вели себя тихо, но они очень внимательно присматривались к жизни деревни. Казалось, они нисколько не удивлены, что жизнь деревни не изменилась, что здесь по-прежнему все застойно, неподвижно.

Но так только казалось.

В середняцких семьях молодые солдаты не ладили с отцами, братьями. Жизнь отцов казалась им бессмысленной, непонятной стала мужицкая жадность. Часто они совсем уходили из семьи в город.

Однажды село Зеньковку слух облетел: из города комиссар советский приехал.

— Начальство послушаем, — сдержанно говорил Микола Маер, — нам хлеба не просить.

Микола Маер — крепкий мужик-середняк, имеет достаток и в хлебе не нуждается.

— Кто с достатком, тому не тужить, а вот нам думать надо, — осторожно возразил фронтовик Стогов.

Комиссар сидел у председателя волостного земства Потугина и настойчиво его пытал:

— Какие газеты к вам попадают?

— Раньше все земские присылали, ничего, народ спокойно относился...

— А теперь?

— Теперь вот новое... Солдаты с фронта новых газет привезли. С тех пор сладу нет. Декреты там насчет земли, голота и баламутится, бедность свою высказывает.

— Требуют они что?

— Кто их знает. Говорят, земля должна быть поровну, а толком никто не знает, голова кругом.

— А ну, созови мне эту голоту, я поговорю с ними.

— Опокою нет: даешь, говорят, землю и всё.

— Собирай, разберемся.

Солдаты узнали, что комиссар приехал. Послали к нему ходока Петра Стогова.

— Узнай, кто он, и скажи, фронтовики, мол, поговорить хотят.

— Ладно...

Стогов постучал в окно председателю.

— Кто там? — спросил Потугин.

— Отопри, Михайло Софроныч, к комиссару дело есть.

— Да спит он ужо...

— Ничего, пускай! — крикнул комиссар из горницы.

— Стогов, ты что ли? Ну, проходи. Поздно ходишь, — ворчал недовольно председатель. — Дня вам не хватает.

— Здравствуй. Комиссар из города? Дело есть.

— Да, комиссар. Ты выдь-ка, хозяин, мы поговорим тут. Ну, сказывай, какое дело?

— Ты вот скажи, зачем ты приехал-то сюда?

— А тебя кто послал ко мне?

Стогов нерешительно ответил:

— От солдат я, от фронтовиков. Поговорить послали.

— Ну что же, давай поговорим. Приехал посмотреть, как вы Советскую власть устанавливаете.

Стогов сразу просиял.

— Вот правильно, значит, комиссар! А мы-то ждем, ждем, нет никого.

— Чего же ждали?

— Мало нас. Мироеды крепко сидят. Собраться бы нам да поговорить.

— А я Потугину дал распоряжение, чтобы он завтра всю бедноту собрал. Вот вы постарайтесь, чтобы все были.

— Все будут! — Радостно уверил Стогов. — Соберем!

Когда наутро «комиссар пришел в волостное земство, народ там уже собрался.

Потугин стал за столом и снял шапку.

— Граждане, открываю собрание; комиссар насчет бедноты скажет.

— А тут небедноты много, — крикнули из толпы.

— Оставить только бедняков, остальных удалить, — резко приказал комиссар Потугину.

Потугин неуверенно махнул шапкой:

— А ну, граждане, которые не из бедноты, прошу удалиться.

Богатеи и середняки потянулись к выходу.

— Ишь, строгай... и послушать нельзя, — недовольно ворчал Микола Маер.

— Все, что ли, вышли? — спросил комиссар.