Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Да говори ты уже, чертов пират! Где Эрнеста? – между тем, потеряв терпение, крикнул Эдвард.

– А ты кто такой, чтобы спрашивать? – раздался с порога низкий от боли и горя голос капитана Антонио – тот тоже вышел к незнакомым морякам, услышав, очевидно, имя дочери. Дойли сверкнул глазами:

– Могу задать тот же вопрос: вы сами-то кто? Или, – голос его чуть заметно прервался, – вам известно, где находится Эрнеста Морено?

– Я спросил, кто ты такой, – повторил глухо капитан Антонио – многих, знавших его в прежние времена, подобный тон привел бы в откровенный трепет; но бывший офицер лишь поджал губы, вздернув твердый, непривычно – после многих месяцев в пиратской команде – гладко и ровно выбритый подбородок:

– Меня зовут Эдвард Дойли, я служил вместе с сеньоритой Морено и хорошо ее знаю, равно как и она – меня. Остальное вас не касается. Скажите, где она, нам нужно немедленно с ней увидеться!

– А меня зовут Антонио Морено, и если ты действительно так хорошо знаешь мою дочь, как утверждаешь, то, должно быть, тебе известно, что она мертва, – все тем же больным, полным тоски и задавленной ярости голосом ответил старый пират.

Эдвард пошатнулся, глядя на него огромными, неверящими глазами.

– Мертва? – повторил он таким голосом, словно внезапно увидел за своей спиной высохшее во мгновение до единой капли море и десяток солнц на небе одновременно. Капитан Антонио сумрачно взглянул на него:

– Ты не знал?

– Вы… Вы все лжете! Вы не… Она не могла умереть, – яростно выпалил Дойли вдруг, наступая на него и тяжело дыша – казалось, что он вот–вот рухнет замертво. – Как… как это случилось?

– Это моя вина, – хрипло повторил уже в третий раз за сегодня эту фразу Джек. Эдвард остановился, замер на мгновение и всем корпусом повернулся к нему.

– Ты?.. – только и смог выговорить он, вложив в это слово все свои мысли и чувства. И Рэдфорд, едва сознавая, что делает, почему-то принялся лихорадочно объяснять:

– Она защищала меня. Осталась на том корабле в последнюю минуту, хотела узнать, где ее родители… Генри погиб, – прибавил он изменившимся, срывающимся голосом, однако Дойли нисколько не посочувствовал его горю: пристальным до странности взглядом впившись в лицо Джека, несколько секунд он слушал его молча, а затем вдруг рванулся вперед, с силой хватая его за грудки одной рукой, а второй вцепившись в рукоять своей шпаги. Выдернуть ее из ножен он не смог лишь потому, что тот самый светловолосый юноша мгновенно очутился между ними, отталкивая Дойли назад и крепко держа при этом за запястья. Еще двое его людей помогали, вцепившись в локти и плечи Дойли; но даже так тоже подбежавшим пиратам едва удалось вырвать из его хватки почти не сопротивлявшегося Рэдфорда.

– Ты, – хрипел ему в лицо с самой настоящей, звериной ненавистью бывший офицер, – если бы не ты и тот смазливый выродок, она бы теперь была жива, говоришь? Лучше б ты сам издох тысячу раз! Ни одна живая душа и не заплакала бы по тебе!.. Лучше бы я повесил тебя еще в день нашей первой встречи! Не держите меня, не держите, – рычал он в бессильной ярости, должно быть, даже не сознавая, что именно из–за нее и не может освободиться: Мэрфи и его люди держали крепко, уверенно, но Дойли хватило бы сил вырваться, не дергайся он в их руках столь беспорядочно и отчаянно.

– Отпустите меня! Отпустите, я сам… сам… – выговорил он наконец, приходя в себя и высвобождаясь из чужой цепкой хватки. Голова кружилась так, что Эдвард едва мог различить чужие обеспокоенные и враждебные лица вокруг. Джек Рэдфорд все еще стоял близко – слишком близко, и Дойли мог бы снова кинуться на него; но сил на это у него не осталось. Все они ушли на последнюю вспышку гнева, на смену которой пришло новое, опустошающее горе одиночества.

Никто из пиратов не сделал попытки остановить его, когда Эдвард повернулся и медленно, тяжелой поступью пошел прочь: сперва не разбирая дороги, а затем – напрямик обратно в порт. Вернее, кто-то, кажется, все же встал на его пути – Дойли прошел мимо, едва его заметив, и тот не решился преследовать их далее, повинуясь короткому приказу Джека. И только уже в виду корабля капитан Мэрфи, похоже, понимая, что Эдвард не остановится, решился заговорить с ним.

– Мистер Дойли, – начал он, запинаясь и глядя на Эдварда ясными глазами, в которых отчетливо заметно было сочувствие, – мистер Дойли, я не был знаком с вашей возлюбленной, но если она была пираткой… была такой, как вы о ней говорили – полагаете, чего бы она сейчас хотела?