Екатерина Франк - Под флагом цвета крови и свободы

– Он здесь, здесь!.. – закричали из толпы, и один из матросов, долговязый и тощий, принялся проталкиваться вперед. Руки у него тряслись, когда он схватил бумагу и развернул ее – по всей видимости, оказался грамотен, поскольку, прочтя ее, мгновенно повалился в ноги Фоксу. Генри поднял его, одобряюще стиснул ему локоть и отстранил обратно, крикнув следующее имя:

– Дик Моррисон, второй плотник!

– Здесь!..

– Хаулетт Джонс, матрос!

– Вот он, вот он! Сейчас, сэр, сию минуту!..

– Робин Вернон! Где Робин Вернон? Робин Вернон!

– В лазарете у нас, на «Вечной славе», лежит неделю с лихорадкой! Я передам, он мой знакомый, – хрипло отчитался кто-то из середины, пролезая вперед за заветной бумагой.

Генри назвал еще несколько десятков фамилий – едва ли это заняло больше получаса, хотя Эрнесте казалось, что прошла уже целая вечность. Большинство присутствующих оказались неграмотны, и им читали вслух более образованные товарищи; но очередь не останавливалась ни на минуту. По знакомым именам Морено уже поняла, что юноша начал с тех, чьи родственники оказались живы; и теперь с глухим отчаянием думала о том, что начнется дальше.

Однако Фокс снова удивил ее: покончив с теми, кому улыбнулась удача, он неожиданно снова поднял руку и обратился ко всем:

– Я рад, что многим из вас сегодня посчастливилось получить то, о чем вы так долго мечтали. Однако, просматривая эти бумаги, я узнал, что капитан Гарсия бесчестно обманул многих из вас! В то время, как ваши родные уже покинули этот мир, он продолжал повторять, что они живы, дабы вы продолжали служить ему! Вот эти записи, – протягивая вперед документы, прибавил он. Эрнеста напряглась, готовясь оттолкнуть его себе за спину и выхватить из ножен оружие; поднялся глухой ропот, матросы двинулись к ним, но затем вдруг остановились – настала решающая минута. Из толпы неожиданно выдвинулись несколько человек, трое или четверо, и направились к Фоксу; но не похоже было, что они намеревались убить его. Когда он, указывая на документы, принялся зачитывать их вслух, эти люди остановились, обступив его с обеих сторон и из–за его спины заглядывая в записи. Затем один из них протянул руку и взял часть документов, принявшись раздавать их, негромко выкрикивая имена; его примеру последовали и остальные.

Эрнеста искоса бросила быстрый взгляд на юношу: Генри стоял спокойно, дожидаясь, пока хотя бы небольшая часть присутствующих убедится в правоте его слов. Когда раздались первые возгласы, в которых боль смешалась с яростью, он заговорил снова – с поистине искренним сочувствием и так вдохновенно, что даже охваченные внезапным и жестоким горем люди невольно начали слушать его:

– Когда я впервые увидел эти записи, то пожалел, что капитан Гарсия уже мертв. Потому что он слишком легко ответил за то, как поступил с вами! Вы лишились родины, на которую теперь даже не можете вернуться; вы служили вражеской стране в надежде отыскать близких людей – и вот что вы получили взамен! Вот то, что дала вам Испанская империя! – подчеркнул он с такими интонациями, что у Эрнесты мурашки проползли по коже: она и раньше понимала, что парнишка далеко не так прост, как кажется; но такого расчетливого и естественного управления толпой она в нем все–таки не подозревала. – Но я могу с уверенностью сказать вам, что Испания – не единственная страна, поступающая так с людьми. Вы знаете, что я жил среди пиратов; каждый из них, кого бы я ни спрашивал, рассказывал свою историю, но в них всех было нечто общее: их использовали на родине, относились к ним хуже, чем к животным, а когда они переставали быть полезны – выбрасывали прочь, словно ненужный мусор! – продолжал он яростно и безжалостно, и лица окружавших его матросов освещались попеременно то ненавистью, то мрачным одобрением, подтверждавшим его слова. – Ваши государства внушали вам, что мы, пираты – опасные преступники, достойные сурового наказания. Так говорили они, и вы верили! Но теперь, когда вы сами узнали цену их слов – стоит ли вам верить им? – Грозный рев стал ему ответом. Генри кивнул, позволив себе незаметно опереться на руку Эрнесты. Она чувствовала, как дрожит юноша – повязка на его боку насквозь промокла от крови, однако Фокс не думал останавливаться:

– Я не собираюсь, подобно капитану Гарсии, указывать вам, как поступать. Те из вас, кто желает уйти – кому есть, куда, и есть, к кому – они могут уйти хоть прямо сейчас, и никто не смеет больше задерживать их! Но я, – голос его стал ниже и глубже, в нем прорезалась вдруг скорбная нота, – я думаю о тех из вас, кому по милости Великой Испании теперь некуда податься, незачем и не для чего жить. Есть место, где вас примут с радостью, где никто не посмотрит на вас с презрением и не спросит о вашем прошлом! Именно его столько лет старался уничтожить капитан Гарсия. Даже мертвый, он дотянулся бы до него и разрушил до основания… Но мы не позволим ему это сделать! – голос Генри вновь окреп, сделавшись словно отлитым из металла, полновесным и твердым – ничего юношеского, ничего прежнего, вежливо–ласкового не осталось в нем. – Мы доберемся до Тортуги раньше людей, которых он своим шантажом вынудил напасть на нее, точно так же, как прежде вынудил вас – служить ему! Мы прогоним прочь этих негодяев, а после, – забыв о ране, он широко размахнул руки, словно желая обнять разом всех вокруг, – после там, на том острове мы построим свой мир, в котором больше никто не посмеет распоряжаться нашими жизнями за нас!!!