Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

С «12 июня», вроде бы, всё ясно. Точнее, не ясно, в сущности, ничего, но понятно, откуда эта дата взялась в построениях сторонников гипотезы превентивного удара.

Но откуда они взяли дату, на которую, по их мнению, перенесли срок нападения – 15 июля 1941 года?

Сразу скажем, что М. Мельтюхов даёт эту дату ориентировочно:

«…эта дата может служить нижней границей в поисках точного ответа на вопрос о сроке возможного нападения на Германию. Вместе с тем выяснение вопроса о запланированной дате советского нападения на Германию требует дальнейших исследований с привлечением нового документального материала» [51; 69].

Т.е. с документами, также, как и в вопросе о 12-м июня, «туговато». Даже ещё «туже», потому что на сей раз «ватутинской» карандашной вставки нигде не имеется. Исходят же сторонники теории превентивной войны из сроков завершения мероприятий по повышению боеготовности войск западных приграничных округов и контрольных дат, к которым было привязано осуществление мероприятий по подготовке мобплана МП-41.

Так, к 1 июля планировалось закончить формирование всех развёртываемых в западных приграничных округах частей; вооружить танковые полки мехкорпусов, в которых не хватало танков, противотанковой артиллерией; завершить переход на новую организацию авиационного тыла, автономную от боевых частей; сосредоточить войска округов в приграничных районах; замаскировать аэродромы и боевую технику [72; 46], [51; 68]. Именно на 1 июля был перенесён срок окончания всех работ, как в центре, так и на местах, по подготовке мобплана на 1941 год.

К 5 июля следовало завершить организацию ложных аэродромов в 500-километровой приграничной полосе [51; 68]. На этот же день командующий войсками ПрибОВО генерал Ф.И. Кузнецов назначил для частей и соединений своего округа доклад о мобилизационной готовности [47; 382].

В первой декаде июля должно было завершиться сосредоточение и развёртывание Второго стратегического эшелона Красной Армии: к 3 июля заканчивали сосредоточение войска 22-й армии, к 7 июля – 19-й, к 10 июля – 16, 24 и 28-й армий [51; 68].

Ко 2 июля своё место у границы, т.е. в Первом стратегическом эшелоне, должна была занять 21-я армия, а к 5 июля – 20-я [51; 68].

Наконец, к 15 июля планировалось завершить сооружение объектов ПВО в Киеве и маскировку складов, мастерских и других военных объектов в приграничной полосе, а также поставить всё имеющееся вооружение в построенные сооружения укрепрайонов на новой границе [51; 69]. 15 июля ЗапОВО должен был предоставить на имя народного комиссара обороны доклад о мобилизационной готовности войск округа [47; 547].

Основываясь на этих датах, и определили сторонники теории упреждающего удара июль, как месяц начала Советским Союзом войны против Германии. Не все из них рискнули указать какую-то конкретную дату. Так, В. Киселёв, В. Данилов и П. Бобылёв утверждают лишь, что наступление Красной Армии было возможно в июле [51; 68]. Впрочем, и М. Мельтюхов, как мы видели, говорит о 15 июля, как о «нижней границе» срока советского нападения, т.е. раньше этого срока СССР начать войну не мог. Верно, как же ему её начинать, когда завершены не все запланированные мероприятия по подготовке к войне? Другими словами, М. Мельтюхову волей-неволей пришлось привязать свои построения к дате «15 июля». Кроме того, исследователь поступил в какой-то степени подобно Резуну, с которым отчаянно спорит по всем принципиальным вопросам трактовки истории Второй мировой и Великой Отечественной войн: подтверждение вычисленной вышеуказанным образом дате он находит в работе советского генерала. Генерал М.В. Захаров в книге «Генеральный штаб в предвоенные годы» указывал, что «противник упредил советские войска в развёртывании примерно на 25 суток» [51; 69]. Отсчитав 25 дней от 22 июня, М. Мельтюхов получил 15 июля (строго говоря, получается 16-ое, но ведь М.В. Захаров говорил: «…примерно…» ). Обязательно необходимо отметить, что М. Мельтюхов не допускает никакого искажения цитируемого текста. Но, как ни странно, образ его мысли совпадает с образом мысли его оппонента. Как Резун, нещадно переврав текст генерала С.П. Иванова, из того, что немцы опередили нас в развёртывании, сделал вывод, что они опередили нас в нападении, так и М. Мельтюхов, честно отработав с текстом генерала М.В. Захарова, из упреждения в развёртывании вывел упреждение в нападении.

Но подобный вывод абсолютно неправомерен. И, к тому же, почему М. Мельтюхов опирается на слова М.В. Захарова, а не С.П. Иванова? Потому что слова первого подтверждают его построения, а второго – нет?