Игорь Додонов - «Чёрная мифология». К вопросу о фальсификации истории Второй мировой и Великой Отечественной войн

Впав в одно из своих экстатических состояний, Гитлер широкими мазками рисовал план будущей кампании, в присущей ему манере мешая военные и политические вопросы: «Уничтожить у России саму волю к жизни. Такова наша цель!» [88; 111]. Немецкие войска одновременно ударят на юге, в направлении Киева, и на севере, в направлении Ленинграда. Достигнув своей цели, обе группировки поворачиваются друг к другу и замыкают кольцо. Северная группировка при этом берёт Москву. Возможна и дополнительная операция по захвату Баку. На Востоке будет сосредоточено 120 дивизий. На Западе останутся 60. В рейх войдут Украина, Белоруссия и три Балтийские республики. К Финляндии отойдёт территория до Белого моря [88; 111].

Такие вот планы. И заметьте, ни слова о советской угрозе, превентивном характере предстоящей войны.

С момента совещания в Бергхофе началась непосредственная работа над планом войны с Советской Россией, который впоследствии получил название «Барбаросса».

К «Барбароссе» мы ещё вернёмся. Сейчас же поговорим подробнее о причинах, которые заставили фюрера готовиться к войне с Россией.

Одним из доводов Резуна и его сторонников является утверждение о том, что Гитлера на войну с СССР могли толкнуть только крайние обстоятельства, каковыми без сомнения, и являлись признаки подготовки СССР к нападению на Германию. Других крайних обстоятельств «резунисты» не видят. Резун постарался в своих книгах набрать массу таких признаков. Однако «почтенный» автор, как представляется, своё видение этих признаков выдаёт за видение Гитлера. А чтобы сомнений в идентичности взглядов не возникло (документов-то, подтверждающих данную идентичность, нет) выставляет «убийственные», с его точки зрения, аргументы:

1) Гитлер, как огня, боялся войны на два фронта. И ни за что бы не пошёл на неё, если бы Сталин своими агрессивными намерениями его не вынудил [82; 290], [80; 484].

2) Гитлеру не надо было нападать на СССР с целью захвата жизненного пространства. К 1941 году он и так назахватывал больше, чем мог «переварить» [80; 484].

Итак, аргумент первый. А боялся ли Гитлер войны на два фронта? Чтобы ответить на данный вопрос, надо чётко уяснить себе, что фюрер не был догматиком. Точнее, догматиком он был в отношении своих стратегических задач. В тактических же вопросах он вполне мог быть гибок, мог менять свою точку зрения. Другими словами, есть цель, а идти к ней можно разными путями. Сказанное в полной мере относится и к точке зрения фюрера по поводу войны на два фронта. Резун видит эту точку зрения как бы в статике. В конце 1939 – первой половине 1940 года Гитлер, в самом деле, много говорил об опасности войны на два фронта, о том, что он не повторит этой роковой для Германии ошибки. «Мы можем выступить против России только после того, как у нас окажутся свободными руки на Западе» [88; 110]. Примечательно, что Гитлер подталкивал своих генералов к ускорению планирования и проведения операций на Западе, аргументируя это тем, что надо побыстрее начать воевать с Россией!

Но вот тот же фюрер в мае 1939 года. Его речь на совещании с генералитетом 23 мая 1939 года нами уже цитировалась в первом разделе данной работы. Но сейчас её уместно напомнить читателю:

«Дальнейшие успехи не могут быть достигнуты без пролития крови…Если судьба ведёт нас к столкновению с Западом, бесценным является обладание большими территориями на Востоке (выделено нами – И.Д., В.С.) . В военное время мы не сможем более рассчитывать на рекордные урожаи… Не может быть вопроса о том, чтобы упустить Польшу, и нам оставлен один выход: атаковать её при первой возможности… Не совсем ясно, приведёт ли германо-польский конфликт к войне с Западом, когда мы будем сражаться против Англии и Франции. Если же будет создан союз Франции, Англии и России (выделено нами – И.Д., В.С) против Германии, Италии и Японии, я буду вынужден нанести по Англии и Франции несколько уничтожающих ударов…» [88; 47-48].

Как видим, не пугает Гитлера ни перспектива разрастания германо-польской войны в более крупный конфликт с вовлечением в него других государств (не только Англии и Франции – в этой же речи фюрер говорил о захвате Голландии и Бельгии), ни возможность войны на два фронта (то есть вовлечения в конфликт России). И, кстати, хорошо видно, как сквозят в этой речи идеи «Майн кампф» о движении на Восток.

Что же фюрер к концу 1939 года одумался или оробел? И с чего бы это? От «странной» войны, что ли?