Руне Улофсон - Хёвдинг Нормандии. Эмма, королева двух королей

Стиганд поспешил к ней, когда узнал, какую жуткую клятву дала Эмма. Он умолял ее отказаться от испытания. Сказать, что она передумала. Он не стоит тех страданий, которым она подвергает себя добровольно и без причины.

— Причины у меня есть, — ответила Эмма. — Никто не отнимет у тебя твоей должности на этом основании, когда мы знаем, как много распутников преспокойно сидят в своих гнездышках. И обещание есть обещание.

Никакие аргументы, казалось, не могли увещать ее. Даже Эдит ничего не удалось сделать.

— Из-за этих проклятых ордалий ты рискуешь блаженством своей души, — предупреждала Эдит. — Даже если ты вопреки ожиданию выдержишь испытание, ты спасешь Стиганда ложью. Он этого не достоин. И ты сама навлечешь на себя суд, глумясь над Божьим судом.

— Да, — спокойно ответила Эмма, — я рискую блаженством моей души. Но если тот «Бог», о котором мы говорим, найдет какое-нибудь удовлетворение в том, что лишит меня из-за этого моего вечного блаженства, я буду почти благодарна за то, что не буду иметь с ним ничего общего целую вечность. Единственная проблема, которую я здесь вижу, заключается в том, что настоятель станет задавать более настойчивые вопросы, чем те, которые мне задавали до сих пор. Я только сказала, что не согрешила с епископом Стигандом. Я надеюсь, что настоятель и его трибунал постесняются этой темы и не станут спрашивать старую вдовствующую королеву, грешила ли она со священником Стигандом до того, как он стал епископом.

— Не будь так уверена в их деликатности, — сказала Эдит. — Ты же помнишь по тем покаянным книгам, которые мы читали, как навязчивы могут быть священники?

— Будь что будет, — ответила Эмма. — пока что я не лгала. Если мне зададут тот вопрос, которого я опасаюсь, боюсь, что мужество меня покинет и мне придется или солгать, или сказать правду. Хотя тогда остается вопрос, достоин ли священник стать епископом, если он грешит со вдовой, да еще со своей духовной дочерью. Ведь ни один из нас не состоит в браке. Как бы то ни было: если мне придется лгать и начисто отрицать, что у меня были плотские отношения со Стигандом, тогда мне может не достать сил остаться невредимой.

Вот так она отвечала, непоколебимо, уверенно. Но все же она могла спровоцировать вопрос, который перевернул бы вверх дном условия испытания. Если ее бы спросили, грешила ли она со Стигандом до того, как он стал епископом, она могла бы ответить «да», но и тогда завязался бы вековой спор между мужами Церкви о том, лишает ли подобный разврат будущего епископа прав на означенный сан. Но и речи больше ни о каких ордалиях не будет: ее просто накажут за невинную шалость, а Стиганд останется без сана.

Она даровала ему должность епископа от всего сердца. Она хотела оказать ему эту услугу в благодарность за все ту радость, которую он ей дарил, и как расплату за навлеченные на него несчастья. Она…

Под тяжкий звон колоколов, сквозь плотную толпу ее вели в Олд-Минстер. «Конец, конец, конец», — пели колокола. Два незнакомых ей монаха ввели ее в собор, где чудовищный орган гнусил во всю мочь. Ее привели на хоры. Там процессия остановилась. Через боковые двери несколько монахов втащили длинную борону и положили ее посреди хоров. Сначала она не поняла, что видит. Но один из стоящих рядом с ней монахов, заглушая орган, прокричал ей в самое ухо, что лемехи на бороне прокаливали в открытом огне четыре часа.

Затем они подвели ее поближе, к короткому краю того, что она так упорно хотела назвать бороной. Монахи подали ей знак снять туфли, что она и сделала. Потом они помогли ей подняться на первый зубец лемеха и показали, что она должна идти дальше до следующего острого зубца. Чтобы она не упала или не спрыгнула вниз, они шли рядом с ней, по одному человеку с каждой стороны, и поддерживали ее.

В конце концов она прошла по всем раскаленным лемехам и спрыгнула с другого конца бороны.

К ней тотчас подошел священник и поднял подошвы ее ног, сначала одну, потом вторую.

— Совершенно невредимые! — закричал он. — Леди Эмма освободила священника Стиганда от всех обвинений!

Тут Эмма Нормандская, мать короля Англии, проснулась.

Эмма умерла в марте 1052 года в Винчестере и была похоронена рядом с Кнутом. Ей было примерно 67 лет.

С Эдвардом ей отчасти удалось помириться. Она получает, во всяком случае, к концу жизни, имение в Восточной Англии.