К тому же у Эммы совсем не было желания делать Альфреда королем Англии. Им будет только Кнютте и никто другой. Но этого ее противники не могли знать наверняка, тем более что угроза была произнесена, черт ее побери!
И если слухи были правдой, становилось понятно, почему Альфред вербует людей во Фландрии, а не в Нормандии. Авантюристы вокруг Руана были заняты в тамошних домашних делах. И кто бы ни правил в Руане, он хочет мира за границей и невмешательства в дела Англии. К тому же Фландрия расположена значительно удобнее для переправы в Англию, особенно для такого морехода как Альфред, который едва может отличить на судне нос от кормы.
— А мы не можем его остановить? — вдруг сказала Эмма. Стиганд оторвался от кота: он не совсем понял, кого надо «остановить». Он неправильно истолковал молчание королевы. Значит, она все-таки поверила слухам?
— Боюсь, что уже поздно, — ответил он. — Будем надеяться, что слухи не подтвердятся. Я, конечно, могу попытаться узнать, где находится принц Альфред.
— Да, узнай! Дай Бог, чтобы это оказалось неправдой и чтобы он все устроил только для Кнютте!
Эмма словно вернулась в этот мир несправедливости, и у нее опять хлынули слезы. Она повторила Стиганду все свои несчастья, почти ритуально: теперь она рассказывала о них всегда в одном и том же порядке, откуда бы она ни начинала свои причитания. В глубине души Стиганд жалел красивую королеву и считал, что она почти во всем права. Каким-то образом он должен остановить этот поток слез, который ее портил и обессиливал.
Он помог встать королеве. Затем обнял ее.
— О, как прекрасно! — вздохнула Эмма. — Подумать только, у меня есть человек, который меня жалеет.
Каким это было утешением оказаться в объятьях мужчины, пусть даже священника. Она немного поплакала и из-за этого. Заметив, что он ее не отпускает, она перестала плакать. Обнаружив, что его руки ищут ее грудь и бедра, она задержала дыхание, чтобы не вспугнуть их. В конце концов он забрался ей под юбки и приласкал ее лоно. Оно тотчас увлажнилось, и она, закрыв глаза, вся отдалась чувствам, надавив на его ладонь и ищущие кончики пальцев. Ей понадобилось совсем немного времени, чтобы воспарить.
И тут только она открыла глаза и с ужасом посмотрела на него.
— Ты уже готов свершить над собой суд?
Он улыбнулся.
— Я к нему давно готов. Я не давал никаких монашеских обетов. И святой апостол Иаков говорит в своем послании, что нужно заботиться о сиротах и вдовах. Я думаю, что сейчас леди Эмма нуждается для утешения не только в Божьих словах.
— Сироты и вдовы, — повторила Эмма. — Я ведь и то, и другое. Но — ты утешаешь меня только из милосердия?
— Леди Эмма хорошо знает мужчин, — ответил он. — Ты могла бы судить о мотивах моего поведения по другим признакам.
Что она и сделала, найдя их без труда. Она еще раз дотронулась до его «признаков» и спросила:
— Ты ничего не имеешь против того, чтобы еще немного утешить меня, раз ты все равно следуешь святому апостолу Иакову? Немного глубже, если можно так сказать?
Он пошел проверить дверь.
* * *
Неожиданное «утешение» хорошо подействовало на Эмму и помогло ей трезвее посмотреть на происходящее вокруг. Она так увлеклась Стигандом, что почти рассеянно восприняла известие немецкого двора о том, что ее дочь Гуннхильд, или Кунигунда, родила дочь. Внучку назвали Беатрисой.
Как славно. Было бы еще лучше, если бы у Кунигунды родился сын, который мог бы унаследовать трон Священной Римской Империи.
— Вообще-то странно, — сказала она Стиганду, гладя его по голому животу, — что теперь престолы наследуют только мужчины. Существовала же раньше царица Савская, и Дебора была судьей в Израиле. Мы, женщины, ведь можем так же хорошо править, как и мужчины.
— В этом тебя бы поддержала Альфива, — подумал он вслух.
— Я говорю о королевах, а не о наложницах.
— Это связано с проклятой необходимостью иметь полководца, — сказал Стиганд. — Ты когда-нибудь слышала о правящей королеве во главе войска с младенцем на руках?
— О, Кнут, право, не был таким уж сильным бойцом на поле боя. Он предпочитал оставаться на заднем плане и следить за тем, чтобы выполнялись его приказы.
— Он был умен, блаженный король Кнут. Он понимал, что короли глупо выглядят во главе своих войск. Полководец, который так открыто выставляет себя, рано или поздно погибнет и тотчас лишится власти, а его войско побежит с поля боя или, разгневанное, будет сражаться до конца.
Читать дальше