Мэгги О'Фаррелл - Хамнет

Письмо Элизы к брату путешествовало в кожаной сумке хлеботорговца до самого Бенбери. Откуда его забрала подвода и отвезла на улицу Стокенчерч, где письмо оставили в нужном доме. Домовладелец искоса взглянул на него и развернул к солнечному свету, косые лучи которого падали в коридор. Зрение его ослабело. Но он разглядел имя своего жильца, вчера уехавшего в Кент. По распоряжению городских властей из-за чумы столичные театры закрылись, поэтому его жилец со своей труппой актеров отправились в тур по близлежащим городам, по тем местам, где еще разрешалось собирать зрителей.

Хозяину дома пришлось дожидаться, когда его сын, закончив дела на рынке Чипсайда, вернется домой. Сын явился сердитый из-за того, что один из торговцев не пришел на назначенную встречу, да и сам он промок до нитки под проливным дождем, поэтому лишь еще через пару часов домовладелец достал перо и чернила, взял с каминной полки принесенное письмо и старательно, высунув кончик языка из уголка рта, надписал адрес постоялого двора в Кенте, где, по словам жильца, он собирался жить.

Далее письмо Элизы переходило из рук в руки, сначала попав в почтовый двор на окраине города, где дождалось оказии в Кент — в данном случае мужчина толкал повозку, где сидели женщина с собакой и курицей.

Когда письмо достигло адресата, то сам он — жилец, брат, муж, отец и, наконец, актер — находился в здании гильдии одного городка на восточной окраине Кента. В этом здании пахло жареным мясом и вареной свеклой; в одном углу там громоздилась куча каких-то фермерских орудий и мешков; узкие полосы света с трудом проникали внутрь сквозь высокие заплесневелые окна.

Отклонившись назад, он созерцал скудное освещение, представляя, как они сойдутся посередине этого зала, соорудив арочные светлые своды, и придадут всему пространству импровизированной сцены вид подводного мира, где он и остальные актеры труппы будут изображать рыб, плавающих в мрачных глубинах зеленоватого пруда.

В зал влетел ребенок — мальчик, предположил он, — босоногий и простоволосый, в рваной одежонке и с золотушным лицом, он выкрикнул нечто похожее на его имя напористым гнусавым голосом, размахивая, как флагом, каким-то письмом.

— Это я, — устало произнес он, протягивая руку.

Скорее всего в письме содержалось требование денег, какие-то жалобы или распоряжение от их покровителя.

— Послушайте, — крикнул он своим коллегам, которые бесцельно толпились на помосте так, словно — подумал он — им не надо через три часа давать здесь представление, словно в этом пыльном зале не должно произойти ничего особенного, — вам нужно пока сосчитать, сколько всего шагов у нас эта сцена справа налево, вот так, — и он широким шагом направился к босоногому мальчонке, — иначе кто-то может упасть на зрителей. Сцена-то меньше, чем мы привыкли, но другой нам не светит.

Он остановился перед мальчишкой. Странные бесцветные волосы и широко поставленные глаза. На нижней губе какая-то болячка. Под ногтями кайма грязи. На вид лет шесть или семь, может, немного больше.

Он дернул письмо из руки ребенка.

— Это мне? — уточнил он, сунув пальцы в кошелек и вытащив монету. — А это тебе. — И он подбросил монету в сторону посыльного.

Ребенок мгновенно оживился, его тощее тело изогнулось в ловком прыжке.

Он рассмеялся, развернувшись на каблуках, сорвал красный сургуч, где слегка кособоко отпечаталась их фамильная эмблема. Узнав почерк сестры, он поднял голову. Молодой парень, явно кривляясь, двигался навстречу пожилому актеру, на цыпочках проходя по самому краю помоста, словно пол между ними был залит расплавленным свинцом.

— Разрази вас гром! — взревел он, и его голос, взлетев к деревянным балкам, отразился от оштукатуренных стен.

Он уже научился владеть голосом, знал, как послать в зал громоподобную реплику. Актеры замерли, разинув рты.

— У нас всего несколько часов до того, как этот зал заполнится почтенными жителями Кента. Вы что, намерены устроить им балаган? Мы собираемся насмешить их до смерти или растрогать до слез трагедией? Живо займитесь делом, иначе есть нам завтра будет нечего.

Он развернул письмо и для пущего эффекта медленно воздел его к свету. Видимо, это сработало. Молодой парень, на грани слез, смущенно теребил завязки своего костюма. Он отвернулся, пряча улыбку, и уже спокойно взглянул на текст письма.

Глаза его выхватили несколько важных слов: «Дарагой брат… дочка твоя Джудит сильна тяжело бальна… не долга уж ей асталось. Пажалста, приежай к нам…»