Александр Вовк - Фронтовичок

– Ох и трудный у нас сегодня разговор, дед! Но почему же «бессмысленное»? – так и не поставил точку Сергей.

– Ну, вот! Хоть всё сначала начинай! Смысл в любой войне, разумеется, есть! Конечно же, те, кто войну подталкивает или развязывает, всегда имеют некий свой замысел, очень и очень им выгодный! А те, кто непосредственно воюет и погибает, всегда воюет за чужой замысел и чужую выгоду! Они погибают, теряют свою жизнь, а те, чей замысел реализуется, при этом только наживаются! Не запутал я тебя окончательно?

– Как раз всё очень понятно, дед! – Сергей сделал паузу и произнёс тоном приказа. – Всё! От-ды-хай! Я ушёл на час или даже больше! Набирайся сил для своего рассказа!

*

Деду и внуку повезло, ибо к продолжению разговора никто из домашних ещё не объявился.

– Это не мой рассказ, Сережа. Но – интереснейшего человека, фронтовика! Мне его довелось послушать в середине семидесятых. Все события составили небольшой кусочек жизни моего фронтовика, но даже тот кусочек теперь трудно понять таким как ты, современным ребятам. Не возражай… Вижу, что обижаешься…

– Не до такой же степени не понимаем! – не выдержал Сергей.

– До такой, Серёженька! До такой… Даже я, хотя значительно старше тебя, не до конца понимаю глубину жизни наших фронтовиков, их чувств, страданий, их веры и ожиданий! Понимаешь, Серёжа, ведь не только события их жизни были иными, нежели у нас. Совсем иным было духовное наполнение их жизни. Они сильнее нас верили, смелее нас мечтали, ярче нас горели, больше нас создавали! А ваша нынешняя жизнь тем более на их жизнь мало похожа. И дело даже не в телевизорах и компьютерах, которых тогда вообще не было, – дело в их внутреннем мире… Они жили коллективно, дружно, по-семейному! Жили для блага страны, для вашего блага! И все вместе делали одно важное для них дело – самоотверженно строили новую и самую справедливую страну – страну рабочих и крестьян. Они знали, что всё осилят, всё сделают, всё построят, как и мечтают! Они были счастливыми людьми, хотя жили тяжело!

Сергей устроился у постели Алексея Петровича, на которой тот лежал поверх одеяла, включил крохотный диктофон и застыл.

– Не всё, как оказалось, уже я помню, Сережа! – взволнованно выдохнул Алексей Петрович от прилива заново переживаемых воспоминаний. – Но, уж как получится! Начну с мая… А он в семидесятом году в Ленинграде был прекрасен! На всех газонах – огненные тюльпаны, всюду благоухание сирени! Двадцать пятый праздник Победы. Счастливое время, Сережка! Не только для меня – из-за моей якобы молодости! А счастливое время для всех советских людей, вволю настрадавшихся за годы войны!

Ленинграду тогда досталось необычно много солнца и голубого неба! Старожилы охотно искали в своей памяти нечто подобное, везде и всюду обсуждали тему погоды, но каждый твердил нечто своё, не приходя к общему согласию. Я к тому это говорю, что люди друг друга тогда не сторонились. Они сходились без проблем! Всё между собой обсуждали, делились и радостью, и горем. Это сегодня чуть не каждый маску неприступности на себя напяливает, чтобы его не трогали! А уж, чтобы с незнакомым заговорить…

Так вот, накануне праздника в Неву вошли боевые корабли. Тебе знакома эта традиция… Но даже увешанные гирляндами из цветных флажков и весёлых лампочек, корабли представляли собой лишь угрожающую стальную строгость. И она не гармонировала с праздничным настроением веселящегося народа. Впрочем, веселых, нарядных и счастливых людей, толпящихся на Дворцовой набережной, ничуть не волновали причины появления этих могучих красавцев – наверное, для красоты, для торжественности момента… Зачем же ещё?

Нашего Медного всадника, который, между прочим, совсем не медный, и тогда, как и сегодня, ничего не волновало. Он не замечал ни боевых кораблей, ни праздничного настроения возбужденных людей. Можно подумать, он пытался угадать, какую часть тела в этом году натрут его коню до зеркального блеска ушлые выпускники многочисленных ленинградских вузов. Столь уж странны местные традиции! Сам знаешь!

Сергей засмеялся:

– Всё осталось по-прежнему! Живут традиции свободолюбия!

– А оно-то причём? Мальчишество это, переходящее в мелкое хулиганство! Впрочем, Петр, давно позеленевший своей бронзой от старости и безраздельной тоски, вполне возможно, уже и сам был не прочь блеснуть хоть чем-то. Однако рядом круглосуточно дежурила милиция! И Петр по-царски сносил своё нынешнее бесправие, ничего не предпринимая, а заодно и своему коню не разрешал переступать с давно окаменевшего шведского змея.