Станислав Вторушин - Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

– Ах, Таня! Разве ты не знаешь, что, несмотря ни на что, я буду чужой в Румынии. Я русская и хочу остаться в России.

– А я бы вышла за принца, – сказала Анастасия. – И через несколько лет стала королевой.

– Тебе еще рано об этом думать, – ответила Ольга. – Вот подрастешь, и папа решит за кого тебе выходить.

– Ничего не рано, я уже сейчас об этом думаю, – с ноткой обиды сказала Анастасия.

Сестры рассмеялись.

На причале в Констанце царскую семью встречал весь королевский двор. Стоявшие на рейде суда были расцвечены флагами. Рота почетного караула со знаменем и музыкой отдавала воинские почести, гремел артиллерийский салют. Сопровождению Российского Императора представили короля и королеву, принцев и принцесс. По королю и королеве великие княжны скользнули лишь мимолетным взглядом. Но зато просто впились глазами в принца Карла, откровенно и без всякого стеснения рассматривая его. Особенно вызывающе это делала Анастасия. Карл был высоким, стройным и очень красивым в расшитом золотом мундире. Это отметила про себя даже Ольга.

После церемониала представления обе царствующие семьи вместе с сопровождением отправились в православный собор, где был отслужен благодарственный молебен. Его служил епископ Нижнедунайский, но великие княжны слушали не то, что говорил епископ, а наслаждались пением великолепного церковного хора. Православное пение всегда трогает душу, слушая его, сам поднимаешься в поднебесье.

А потом был обед в летней резиденции румынского короля. Она была построена в самом конце мола. Обедали на террасе, которая, казалось, парила между небом и морем. Во время обеда, проходившего строго официально, со стороны моря все время доносился крик чаек. Говорили, что королева Елизавета любила в одиночестве сидеть здесь целыми часами и молча слушать море.

Великая княжна Ольга, ради которой было задумано путешествие, скользнув несколько раз взглядом по принцу Карлу, больше не смотрела на него. Он был мил и делал все, чтобы понравиться ей, но не трогал ее сердца. Николай первым понял это и не заводил разговора об обручении. А королевская чета не посмела начать его первой.

Во время прощального ужина, состоявшегося поздно вечером в этот же день, Император Николай II сидел рядом с королевой Елизаветой, король Карл – с Императрицей Александрой Федоровной, а великая княжна Ольга – рядом с принцем Карлом. Принц, не пытавшийся скрыть своих симпатий, все время старался завязать разговор, Ольга вежливо отвечала на все его вопросы, а остальные великие княжны смеющимися глазами поглядывали друг на друга. Сразу после ужина яхта «Штандарт» взяла курс на Одессу. Помолвка не состоялась. Уже на палубе яхты Ольга подошла к отцу, взяла его за руку и сказала:

– Папа, я благодарна тебе, что ты оставил решение за мной. В Румынии я не была бы счастлива.

Государь посмотрел на нее ласковыми глазами и улыбнулся. Эту улыбку она помнила и сейчас. Путешествие в Констанцу было последним, в котором побывали великие княжны. Через полтора месяца после возвращения из Румынии началась мировая война. А потом – отречение Государя, арест всей семьи и заключение позорного Брестского мира, по которому Германии отошла половина европейской территории России и треть населявшего страну народа. Сейчас и поездка в Констанцу, и вся довоенная жизнь казались сестрам волшебной сказкой. Словно бы все, что происходило раньше, было не с ними. Остался вот этот небольшой двухэтажный дом с высокой оградой, полной вооруженных солдат, следящих за каждым их шагом. И снежная горка, которую они построили с отцом и маленьким братом.

В начале марта горку разрушила охрана. Это были уже не те солдаты, которые приехали из Петрограда в Тобольск вместе с царской семьей. Многие из тех, кого набирал в отряд особого назначения полковник Кобылинский, демобилизовались и разъехались по своим домам. Многие стали заодно с большевиками. Особенно старался досадить председатель солдатского комитета Матвеев.

Лопаты ледяную горку не брали, ее ломали примкнутыми к винтовкам штыками. Солдаты работали с ожесточением, пыхтя и утирая рукавами суконных шинелей пот с раскрасневшихся лиц. Лагутин угрюмо и молча наблюдал за всем этим, прислонившись плечом к углу дома. Когда горка была разворочена, он ожесточенно плюнул и пошел к Кобылинскому.

– Евгений Степанович, зачем же вы допустили это? – с горечью спросил он. – Ведь горка – их единственная отрада.

– К сожалению, голубчик, я здесь распоряжаюсь уже далеко не всем, – опустив голову, глухо произнес Кобылинский. – Моя задача не допустить большего.