Екатерина Глаголева - Путь Долгоруковых

– А ну стой! – окликнули его. Прохор вздрогнул от неожиданности. – Кто таков?

– А ты кто таков, что я тебе должен сказываться? – сиплым голосом ответил он.

На него вдруг напрыгнули сзади двое, скрутили ему руки, связали и повели, пихая в спину и сквернословя. Путь показался Прохору долгим, и когда они, наконец, дошли до какой-то деревни, он совсем изнемог. Его впихнули в крайнюю избу, и он зажмурился от яркого света: во всех углах горели свечи, отражаясь в стеклянных штофах и начищенной медной посуде, стоявшей на столе. За столом сидели богато одетые люди и играли в карты.

– Вот, пошли по грибы, а нашли лукошко, – сказал тот, что привел Прохора, и вышел на свет. Это и был Хлап.

Один из сидевших за столом оказался атаманом по имени Федор Зима. У него были волосы до плеч, усы, но бритый подбородок, и он курил короткую глиняную трубку. Пристально взглянув на Прохора, он велел его развязать, а потом приказал отвечать без утайки, кто он, куда идет и зачем. Прохор сказал, что он беглый дворовый человек князя Долгорукова, ищет вольной жизни и, ежели его примут, готов остаться с ними.

– Долгорукова, говоришь? – прищурился Хлап. – А не он ли за рекой стоит?

– Он самый.

Хлап с атаманом переглянулись.

– А ну сказывай, сколько с ним людей да казны.

Прохор ждал этого вопроса. Собственно, он даже рассчитывал, в оправдание своего побега, отвести беду от бывшего господина, чтобы и тот стал ему чем-то обязан. Старательно мешая правду с ложью, он рассказал, что князь Алексей Григорьич едет с четырьмя сыновьями, женой и тремя дочерьми, при каждом по несколько людей, вот и считай. А кроме того, поскольку он у новой государыни в немилости, приставлен к нему караульный отряд ружей в двадцать и с офицером. Велено ему ехать в дальние деревни, с собой взять разрешили только самое необходимое – чтоб наготу прикрыть да в пути прокормиться, так что взять с них нечего, все одно что свинью стричь – визгу много, а шерсти мало.

– Сказку плетешь аль правду говоришь? – нахмурился атаман. – Меня, слышь, на кривой не объедешь!

– Вот те крест, – побожился Прохор, стараясь глядеть прямо.

– Это, значит, барина твоего послали проведать Александра Данилыча, куда он его сам спровадил? – подал голос один из сидевших за столом позади атамана. – Вырыл приятелю яму, да сам в нее и угодил!

За столом с готовностью рассмеялись. Прохор опустил голову и пробурчал:

– Оно конечно… Бог не Тимошка, видит немножко…

Эти его слова были встречены взрывом хохота, причины которого он тогда не понял. Зато развеселившиеся разбойники, казалось, были готовы ему поверить. Хлап посмотрел на него зло, однако тотчас оскалился и крикнул:

– Ну, что стоишь! Поднеси обществу по чарочке, али закона не знаешь?

Прохору хотелось ответить, что он их воровских законов не знает и знать не желает, однако он, понятное дело, смолчал: попал в стаю – лай не лай, а хвостом виляй. Он достал из-за пазухи кожаную кису, в которой было несколько медяков, и положил на стол:

– Вот, не взыщите. Больше нету ничего.

Разбойники зашумели, явился штоф, а киса куда-то сама собой исчезла со стола. Все выпили за нового товарища и ему поднесли.

– Пей-ка – на дне копейка, выпьешь на пять алтын – свалишься под тын! – балагурил Хлап.

Прохор выпил и осовел. Сел на лавку, привалился спиной к стене и закрыл глаза…

Наутро его отвели в другую избу, где жило человек пять разбойников. В первое время Прохор приглядывался, молчал да слушал. В шайке было с полсотни человек – беглые крестьяне, солдаты, бурлаки. С атаманом Зимой многие ходили уже лет пять, иные шесть, а кто и восемь. О будущем старались не думать; нынче живы – ну и ладно, а завтра – как Бог даст. Прохор не привык к праздности, и ему было не понять, как можно целыми днями ничего не делать. Но разбойники, отдыхавшие в деревне после удачного набега, только ели, пили, спали да играли в карты и зернь. Тогда Прохор и узнал, что пленившего его парня зовут Тимошка, а прозвищем Хлап (Валет), потому как в карты с ним играть не садись – обдерет как липку.

Денег у Прохора больше не было (а разбойники платили за харчи крестьянам, и те были рады-радешеньки). Один из его новых соседей, Митька Жаров, предложил ссудить ему рубль под будущую добычу.

– Вот, – сказал он, острогав небольшую палочку. – Я тебе даю столько гривен (он сделал десять зарубок), а ты мне вернешь, стало быть, столько (добавил еще одну).

Прохор хмыкнул:

– А ты сам не из жидов ли будешь?