Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Хозяин прошел в горницу, и наконец они с Мефодием могли рассмотреть друг друга получше. Хозяином был крепкий, жилистый мужчина с длинными до плеч волосами, с небольшой темной бородкой. Он взглянул на Мефодия и сказал учтиво:

– Прости, отец, не разглядел, что старик! А я с тобою, как с мальчишкой зеленым!

Затем обернулся к жене и сказал строго:

– Белянка, накрывай на стол!

Женщина с трудом поднялась, и тут Мефодий увидел, что она беременна.

– Меня Архипом звать. Кузнецом я тут промышляю, – продолжал хозяин. – А ты садись за стол! В дороге, чай, сыт не будешь…

– Спасибо, люди добрые. – Мефодий поклонился хозяевам в пояс. – Думал, продрогну, не доеду до Новгорода…

– Да ты и не доехал! – усмехнулся Архип. – Кузнечные избы всегда на отшибе стоят! С огнем работаем ведь!

Жена хозяина поставила на стол чан с квашеной капустой, хлеб, горячие щи. Перекрестившись, Мефодий принялся за еду. Хозяин пристально вглядывался в него, молчал некоторое время, затем сказал задумчиво:

– На простолюдина не похож. Да и не купец, больно сухой. Кто ты, путник?

Мефодий выдержал паузу, чтобы дохлебать щи и сказал негромко:

– Это верно, не купец я и не холоп. Верный слуга я Алексея Адашева, советника государева. Вот, выполняю волю его, приехал я говорить с игуменом Корнилием! Более ничего говорить не стану!

– Видели, знаем мы вашего Адашева! Уже средь народа говорят, что он изменник!

Мефодий сверкнул глазами и проговорил, наклонив голову:

– Я Лешку и брата его Данилку с детских лет воспитывал! Они как дети мне! Не потерплю поганых слов об них!

Архип даже бровью не повел. Наступило неловкое молчание.

– Не серчай, хозяин, – сказал вдруг Мефодий, – за ночлег под крышей твоей заплачу тебе как следует…

– Не нужны мне твои деньги, – отмахнулся Архип, – чай, кузнецы – люди небедные. Я тебе по-христиански помог… Ладно, давай, старик, выпьем медовухи с тобой. У меня припрятано. С мороза оно самое то…

Архип сам принес кувшин и две чарки. Перекрестились, выпили.

– Видал я твоего Алексея Адашева и брата его раньше. Видал, – проговорил вдруг Архип и опустил глаза. Мефодий оживился:

– Где же пришлось тебе встречать их, да еще и вместе сразу? Пока братья службу государю несли, бывало, по два года не встречались из-за множества дел…

– Под Казанью, – бросил Архип и уставился перед собой.

– Да ты никак кузнецом был при государевом войске? – спросил Мефодий. – И я был в том походе, а тебя не припомню.

– Да не был я тогда кузнецом. В Большом полку служил, как все, с татарами бился. Молод был, изранен весь, – отмахнулся Архип и достал из-под сермяги какую-то темную монету на черной веревке, поднес к губам и снова спрятал.

– Доброе дело совершил, татарву бил! Вот, сейчас меньше врагов у государя, Казань, Астрахань, земли ногайские его! Осталось крымцев побить, да и все, не будет боле врагов на юге! Эх, собралась бы такая же рать, как тогда, да на Крым. Пошел бы снова татарву бить, а?

– Ну уж нет. – Архип смахнул со стола какие-то крошки. – В новый поход не пойду. Не воин я, не мое это. Хватило одного! Вдоволь нагляделся! Для ратников доспехи, сабли, наконечники копий и стрел ковать могу! Но сам биться – нет-нет!

– Молод еще да крепок! Ну, Бог тебе судья, хотя и кузнецы для войны – дело важное. Я вот стар уже, меч с трудом в руках держу! Но, коли драться, с собою на тот свет точно нескольких заберу!

Долго еще говорили мужчины. Мефодий рассказывал о своей буйной молодости, о походах великого князя Василия, в которых довелось ему участвовать, о службе Адашевым и о горе, что свалилось на их семью. Архип же рассказывал о том, как ушел из Москвы и далее про жизнь новгородскую. Счастлив он с женой, хозяйка она. Благодаря этому и голод недавний смогли пережить. Бог и во время чумы обнес. Страшно было глядеть на все это, но смогли, пережили, выдюжили!

Единственное, что не нравилось Архипу в Новгороде – люди. Привыкли они к сытой и ласковой жизни за триста лет, когда Новгородом правило вече, для формальности позволяющее различным князьям править собой, а при удобном мгновении прогоняло их. И даже присоединение Новгородской республики Иваном Великим к Москве не изменило местных людей – всегда были они себе на уме. Жадные, алчные, корыстные, словно позабывшие о христианской добродетели, новгородцы чаще других подозревались в измене, пугала близость их территориальная к вечному врагу – Литве.

– Так коли тебе так не любо все здесь, уезжай, – пожал плечами Мефодий.