Виктор Иутин - Кровавый скипетр

Мефодий перекрестился и подъехал к несущим доски монахам.

– Приветствую вас, отцы! – сквозь шум ветра прокричал Мефодий. – Чего же вы в снегопад такой работаете? Глядишь, сорвется еще кто на мокрых досках! Бросали бы вы это дело! Не видно ни зги!

– Ибо трудящийся достоин награды за труды свои, – отвечал монах, – снег есть благодать Божья!

– А работаем мы, путник, денно и нощно, ибо не успеваем стену эту достроить! Должны будем достроить в следующем году, – говорил другой, – государь приказал быстрее застраивать!

– А чего же вам строителей не пришлют?

– А как же? Прислали! Только вечереет, дожди, снега начинаются – они и уходят! Только монахи остаются работать! Глядишь, может, посмотрят на нас они, да тоже за работу возьмутся! Так и дело-то быстрее пойдет!

Мефодий усмехнулся, затем все же решил узнать о том, зачем приехал.

– Отцы, скажите, где игумен Корнилий? Надобно говорить с ним, чем скорее, тем лучше!

– Опоздал ты, – отвечал монах, накидывая на плечо длинную доску, – два дня назад отбыл он в Великий Новгород! Через несколько дней вернется!

– Ох, не могу я столько ждать! – разозлился Мефодий. – Спасибо, отцы, поспешу за ним, глядишь, успею его в Новгороде застать!

– Куда же ты в такую тьму да в такой снег? Конь устал твой, глядишь, заморозишь его совсем! Вон, вся грива у него инеем покрылась! Давай оставайся на ночь в монастыре, коня твоего накормим, напоим, а утром отправишься с Богом!

Посмотрев вокруг и не увидев ничего, кроме темени и снега, Мефодий поблагодарил монахов и остался в монастыре. Там он высушил свою одежду, его накормили, и заснул он наконец в натопленной келье под шум завывающего за окном ветра…

Утром, когда Мефодий засобирался снова в путь, небо уже было ясным, снег блестел на солнце. Выехав из монастыря, глубоко вдохнул он морозный воздух и оглянулся. Монахи, что приютили его, снова были на стройке. Увидев своего гостя издалека, они помахали ему на прощание. Мефодий помахал в ответ и пустил отдохнувшего коня рысью. Покрепче привязав к ремню мешочек с куском хлеба, который дали ему перед отъездом, Мефодий надвинул капюшон на голову и направился к новгородской дороге…

На протяжении всего пути он думал о своем господине. Как он там? Не издеваются ли над ним? Не уморили голодом? Здоров ли батюшка? Тоскливо заныло у Мефодия в груди, он тяжело вздохнул. Не было у пожилого слуги семьи никогда, Алешка с Данилкой, малютки, были у него на воспитании. Мефодий с ними, как со своими сыновьями, с раннего детства возился! Как радостно было, когда Алешка стал по правую руку от государя, а Данилка добротным воеводой прославился! И что теперь? Нет, не может государь забыть о заслугах Адашевых перед Россией!

Подумав об этом, Мефодий что есть силы, ударил ногами в бока своего коня, и тот пустился стрелой по заснеженной дороге. И к позднему вечеру он добрался до Новгорода. Взмыленный конь все пытался остановиться, не хотел идти дальше, но Мефодий нещадно погонял жеребца:

– Давай! Ну же! Вперед! Бесполезная животина! Ну!

Вот во тьме уже показались купола многочисленных новгородских церквей и монастырей. Здравствуй, батюшка Великий Новгород! Но ночью снова начался буран, и вскоре во тьме пропали церковные купола, ни в одном доме не горел свет. Мефодий слез с коня, повел его под уздцы и, закрываясь рукой от ветра, начал приглядываться. Вокруг были избы. Ринувшись к первому дому, Мефодий постучал в дверь.

– Хозяева! Спасите от лютой смерти! Я заплачу вам! Замерз я и голоден!

Но не открыли ему. И немудрено – честной народ по ночам не шастает, тем более в метель. Тогда пошел он к другому дому. Стучал – не открыли. Так еще пять домов и уж думал, что суждено ему сгинуть, как услышал за спиной мужской шепот:

– Эй! Коли христианин, да без злого ума, заводи коня во двор, сам в избу заходи!

Мефодий оглянулся, пытаясь во тьме разглядеть своего спасителя. Но сильные руки забрали его коня, а сам он вошел в открытую дверь избы.

Изба была довольно просторной. Тускло горела лампада, потому Мефодий смог разглядеть лишь женщину, качающую люльку. Она настороженно взглянула на пришедшего и продолжила шепотом напевать колыбельную. Мефодий растерянно поклонился и замер. Затем на печи он увидел спящую девочку лет пяти.

– Сымай мокрые одежи, чего застрял в проходе? – услышал он шепот хозяина и поспешил снять промокшую одежду.

– Давай, давай, раздевайся! Дам тебе свои тряпки, а твои до завтра высохнут!