Виктор Смирнов - Колокол и держава

– Нам бы только две седмицы продержаться. А там князь Василий Шуйский с войском из Заволочья вернется, да и король Казимир помощь обещал. Выстоим! Никто еще Новгород силой не брал и впредь не возьмет!

Вдохновенная речь Марфы задела мужчин за живое. Уныние на многих лицах сменилось надеждой. А что, глядишь, и впрямь сдюжим! Вставали один за другим, обещали не пожалеть казны для общего дела. Но были и те, кто предпочел промолчать, уводя глаза от взыскующего взора Марфы.

– А вы что ж? Отсидеться хотите? На две стороны постель раскладываете – и нашим и вашим? – с горьковатым презрением усмехнулась Марфа. – Глядите, не просчитайтесь! Люди все запомнят!

Вслед за господой ожил, взбодрился весь Новгород. Прослышав про рубль серебром, на сборные пункты устремились желающие вступить в новое ополчение, приходилось даже отсеивать старых и слабых. Окрест города поднялись столбы черного дыма. Это запылали славнейшие и древнейшие новгородские монастыри: Юрьев, Антонов, Зверин, Рождественский. Бездомные монахи и монашенки потянулись в город, унося иконы, утварь и богослужебные книги. Заодно спалили и старинный княжеский двор на Городище, помнивший еще Рюрика.

Люди Марфы начали охоту на московских лазутчиков и смутьянов. Били пойманных в кровь, нескольких забили до смерти. Под угрозой расправы снизили цены купцы на Торгу. У боярских дворов выстроились огромные очереди за едой. Сама Марфа металась из одного городского конца в другой, следила за раздачей продовольствия, бранилась и подбадривала, стыдила и утешала, щедрой рукой отсыпала милостыню.

Многие уже поверили, что все обернется к лучшему, как вдруг, словно из худого мешка, одна за другой опять посыпались на город дурные вести. Сначала ни с чем вернулись гонцы, посланные за подмогой к королю Казимиру. Магистр ливонского ордена не пустил их через свои земли, не желая портить отношения с Москвой. От князя Василия Шуйского ничего не было слышно, зато московское воинство увеличивалось с каждым днем. Со стен Детинца можно было разглядеть все новые полки, подступающие к городу. Последней подошла псковская рать. Осаждающие войска располагались под открытым небом, благо погода позволяла. Получалось, что монастыри сожгли понапрасну.

Дурные вести все шли и шли. Сдалась на милость победителя новгородская крепость Демон. И в самом городе опять стало неладно. От великой засухи начались пожары, горели окрестные поля, в речках пропала рыба, в хлевах тягостно мычала еще не прирезанная скотина. Снова замаячил голод. Настроение горожан упало, зато подняли голову сторонники Москвы, кто шепотно, а кто и в открытую склоняя народ к сдаче на милость великого князя.

А тут и измена случилась. Пушкарь по имени Упадыш, а с ним еще несколько подкупленных переветников ночью заколотили железом пушки на городских стенах. Упадыша с сообщниками убили на месте, но свое черное дело они сделали. Когда тысяцкий с перекошенным лицом сообщил совету господ, что город остался без артиллерии, это стало последней каплей. После недолгих споров господа постановила отправить великому князю парламентеров во главе с архиепископом Феофилом с наказом просить мира на любых условиях.

Узнав о предстоящей капитуляции, Марфа Борецкая кинулась в Детинец. Дальше дверей владычной палаты ее не пустила стража. На негодующие крики боярыни вышел посадник Тимофей Остафьевич. Сурово упредил:

– Уймись, Марфа! Не то придется поступить с тобой бесчестно!

Ближние люди под руки уводили Марфу, а она все оборачивалась, грозила кулаком и кричала в бессильной ярости:

– Попомните меня! Не раз попомните!

Город еще не знал, что в этот самый день, 27 июля 1471 года от Рождества Христова, в далеком Заволочье разыгралась последняя битва той войны. Новгородская рать под предводительством князя Василия Гребенки-Шуйского и воеводы Василия Микифоровича встретилась у речки Шиленги с московским войском, усиленным вятчанами и устюжанами. Обе рати шли на гребных судах, но для боя высадились на берег. Битва длилась с полудня до самого вечера, и хоть новгородцев было почти втрое больше, верх снова взяла Москва. Князь Василий с остатками разбитой рати сам едва спасся и теперь кружным путем возвращался в Новгород.

Рано утром отворились городские ворота, выпуская депутацию Великого Новгорода, направлявшуюся в село Коростынь, где должны были состояться переговоры. Вместе с архиепископом Феофилом ехали посадники и житьи люди со всех пяти концов. На нескольких подводах везли дары великому князю: меха, бочки воска, фряжские вина.