Виктор Смирнов - Колокол и держава

– Дело мы затеяли великое, и я на тебя сильно рассчитываю, – продолжал Геннадий. – Вот только денег много платить не смогу, ибо расходов тьма. А награда твоя в том, что по твоим переводам православный народ Священное Писание познавать будет!

Уже прощаясь, владыка неожиданно спросил:

– Ведаешь ли, сколько всех книг в Библии?

– Семьдесят семь. Пятьдесят – в Ветхом Завете и двадцать семь – в Новом, – с некоторым недоумением ответил Дмитрий.

– А какие книги еще не перетолмачены на славянский язык, знаешь?

– Паралипоменоны, Ездра, Неемия, Товит, Юдифь, Притчи, Маккавей, Соломонова премудрость, Екклесиаст, Песнь Песней, – перечислил Дмитрий.

– С которой хочешь начать?

– Еще не знаю, – пожал плечами Дмитрий.

– Начни с Екклесиаста, – предложил Геннадий.

– Почему с Екклесиаста? – удивился Дмитрий.

– После сам поймешь, – загадочно ответил архиепископ.

Софийский келарь отвел Дмитрию малую келью и выдал свечи, бумагу, перья и чернила. В соборной библиотеке отыскались Библии на разных языках: латинская Вульгата, Танах на иврите, греческая Септуагинта, немецкая инкунабула [30] Инкунабулы – старопечатные книги, изданные в Европе до 1 января 1501 года ( прим. автора ). Гюнтера Цайнера, а также глоссарии с объяснениями малоизвестных слов, ономастиконы библейских имен, «Приточники» с описанием разного рода притч, «Толкование неудобь познаваемых речей», «Речь тонкословия греческого», «Речь жидовскаго языка» и прочие редкости.

Следуя совету владыки, Дмитрий решил начать с книги Екклесиаста, самой малой из библейских книг, приписываемой иудейскому царю Соломону, сыну царя Давида. В еврейской Торе книга называлась «Когелет», от слова «кагал» – собрание. Греческое слово «екклесиаст» означало «проповедник». Слово «хэвел», повторявшееся в еврейском тексте 39 раз, Дмитрий перевел русским словом «суета», то есть пустое, тщетное занятие.

«Род преходит и род приходит, а земля пребывает вовеки».

«И восходит солнце, и заходит солнце, и в место свое влечется, сие возсиявая тамо».

«Идет ветер к югу и обходит к северу, кружится, кружится на пути своем…»

«Суета суетствий, рече Екклесиаст, суета суетствий, всяческая суета…»

«Что было, тожде есть, еже будет и ничтоже ново под солнцем…».

«Видел я все дела, какие делаются под солнцем, и вот, все – суета и томление духа».

«И сказал я в сердце моем: И меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым? И сказал я в сердце моем, что и это – суета».

«Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна; как те умирают, так и эти… нет у человека преимущества перед скотом; потому что все – суета!»

«Есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников, и сказал я: и это – суета!»

«Во многой мудрости есть много печали; И кто умножает познания, тот умножает скорбь».

Чем дальше Дмитрий углублялся в перевод, тем тревожней становилось у него на душе от горькой безысходности этих волшебных строк, написанных рукой человека, у которого было все, о чем можно мечтать: мудрость, вошедшая в пословицу, несметные богатства, почитание подданных, любовь самых прекрасных женщин.

А как же радость познания, думал он, а как же жажда нового, неизведанного? Жизнь бессмысленна, ибо смерть уничтожает все, говорит Екклесиаст. Но если мы должны умереть и быть забытыми, как и все остальные, то какая разница, живем ли мы благородной и благочестивой жизнью или же погрязнем в себялюбии, пороках и ничтожестве? Нет разницы между человеком и скотом, утверждает еврейский мудрец. Но разве человек не есть творение Бога, наделенное душой и состраданием?

Обуреваемый сомнениями, Дмитрий отправился к архиепископу Геннадию.

– Ты прав! – неожиданно легко согласился владыка. – Екклесиаст – это исповедь разуверившегося человека. Но тем она и дорога! Надо познать тщетную суетность этого мира, как познал ее царь Соломон, дабы понять, что бывает, когда уходит вера. Был человек полон, а стал пуст, он словно выгорел изнутри, и его уже не радуют ни мудрость, ни слава, ни богатство.

– Но зачем нужна такая книга в Святом Писании? – вырвалось у Дмитрия.

– А затем, сын мой, – ласково ответил владыка, – что за Екклесиастом следует Христово Евангелие, которое и есть ответ на все его вопросы и сомнения! Но, чтобы истинно уверовать, надо сначала усомниться, как усомнился царь Соломон!