Ольга Елисеева - Переворот

— Merci, — послышался звенящий детский голос.

— Не стоит благодарностей, ma princesse.

Сеньор подошёл к двери, над которой в изъеденном морской солью известняке красовался лапчатый мальтийский крест, и трижды постучал медным молотком по отполированной металлической пластинке.

Через несколько минут послышался шорох, створки распахнулись легко, без обычного скрипа. Казалось, стоит их отпустить, и они тотчас же схлопнутся, как крылья бабочки или... устье разверстой могилы. Ребёнок вздрогнул и прянул назад, прижавшись спиной к ногам спутницы. Но сеньор слегка подтолкнул его вперёд.

— Не бойтесь, дитя моё, — шепнул он. — Здесь все собрались лишь для того, чтоб оказать вам помощь.

Эта фраза была произнесена на языке резком и корявом, никак не вязавшимся с сумеречным изяществом окружающего мира. Казалось, сам его напористый строй способен разрушить волшебную дымку, из которой выступали розоватые стены палаццо Таро. Название особняка немало позабавило благородного сеньора. Ведь он прибыл сюда именно из-за карт, а вовсе не в качестве провожатого капризного дитяти. Впрочем, и ребёнок тоже имел смысл.

Оказавшись в тёмной прихожей — по-венециански тесной и сразу упиравшейся в лестницу — гости двинулись на огонёк, зеленовато чадивший под высокими стрельчатыми сводами. Старый, облезлый, как кот, привратник шаркал туфлями и не выказывал ни малейшего почтения.

— Мне страшно, — шёпотом сказал ребёнок сопровождавшей его даме.

— Потерпи, Лиза, — строго отозвалась та и взяла воспитанницу за руку.

— Почему мы не можем поехать домой? — настаивала та. — В Дарагановку, к тёте?

— Потому, душа моя, — грустно возразила дама, — что там для тебя не безопасно. Кроме того, разве пристало принцессе жить в глуши?

«А разве пристало принцессе таскаться по чужим людям, искать защиты и покровительства?» — про себя подумала девочка, но вслух ничего не сказала.

Гости поднялись наверх. После тесной прихожей приёмная показалась им на редкость просторной комнатой с низким дубовым потолком и огромными окнами во всю стену. Они выходили на канал, и казалось, что путники попали на корабль, уже покинувший венецианскую гавань. У Лизы перехватило дыхание, но робость не оставила её. «Где мы? Зачем? К кому приехали?»

У окна стоял высокий человек в алой рясе. Услышав шаги за спиной, он тотчас обернулся и поразил девочку неприятно цепким взглядом крохотных чёрных глаз, как изюмины в булку, вмятых в добродушное пухлое лицо.

— Рад приветствовать вас, кардинал Флёри, — сеньор поклонился светски, без тени почтения к сану.

— Безмерно счастлив вашему прибытию, господин де Сен-Жермен. Я торчу здесь уже неделю и, надо сказать, мои французские косточки не в ладах с венецианской сыростью.

Разговор шёл слишком быстро, чтоб Лиза, хотя и знакомая с итальянским, могла за ним уследить. Но от её внимания не укрылось, что милейший граф не подошёл поцеловать руку и получить благословение у кардинала. А тот ничуть не удивился такому поведению и как будто даже сам заискивал перед гостем.

— Вот, дорогой друг, — сказал Сен-Жермен, подталкивая Лизу вперёд, — дитя, о котором я писал вам и в судьбе которого столь заинтересован Папа. Это Лиза Дараган, дочь покойной императрицы Елизаветы и Алексея Разумовского от законного, — последнее слово граф нарочито выделил голосом, — брака. При счастливых обстоятельствах лет через десять — двенадцать она сможет претендовать на престол.

Кардинал Флёри с сомнением потёр нос.

— Друг мой, вы уверены в том, что говорите?

— Абсолютно.

— В таком случае, — священник помедлил, — это дитя слишком опасно для тех, кто сейчас находится у власти в России. Её, должно быть, разыскивают по всем дорогам?

— И да и нет, — уклончиво отозвался Сен-Жермен. — В ближайшее время при петербургском дворе будет слишком жарко и хлопотно, чтоб обращать внимание на исчезновение из столицы «племянницы Разумовского». Именно под таким именем девочка жила дома. Однако её родные, особенно дядя гетман, понимают, что, как только на троне окажется новая императрица, она не преминёт избавиться от всех, кто представляет угрозу. Поэтому семейство Разумовских посчитало разумным отправить девочку в сопровождении гувернантки, мадемуазель де Бодрикур, — дама присела в поспешном реверансе, — за границу. А я — лишь скромный провожатый, не более того.

По лицу кардинала было видно, насколько он сомневается в скромности миссии Сен-Жермена. Однако пока гость говорил, Флёри кивал, а потом позволил себе задать только один вопрос: