Николай Алексеев-Кунгурцев - Сборник Исторические романы. Компиляция. кн.1-6

— Я уже слышал, мне в полку говорили, — ответил Александр Васильевич. — Матушка государыня жизни своей не жалеет ради пользы отечества.

— Я надеюсь, что были приняты все меры, чтобы здоровье императрицы не пострадало, — вставила свое слово Свияжская.

— Какие же могут быть меры? Тут риск, опасность несомненные, — сказал князь. — Но, несмотря ни на что, я ей подвергнусь: я решил сделать себе прививку. — Он посмотрел на своих собеседников с геройским видом; его белесые глазки самодовольно блестели: «Знайте, дескать, на что я способен!» — Да, да! — продолжал он, захлебываясь и выпячивая грудь. — Я — верный подданный моей монархини, и я это сделаю. Я не стану восхвалять себя, самохвальство не в моей натуре, но скажу прямо, что я не трус. Хотя я не бывал в сражениях, но наверно трусости не выказал бы, если бы довелось биться за мою родину и за матушку царицу. Это несомненно. Я и теперь нисколько не боюсь. Прививка опасна, слов нет. Быть может, я умру. — Князь сделал печальное лицо. — Быть может, захвораю, и болезнь меня обезобразит (Надежда Кирилловна кинула на него насмешливый взгляд), но я отважусь на все, я готов пострадать. Этого требуют моя совесть, мой долг, — напыщенно закончил князь.

Кисельникова коробило от этого пустого самохвальства, и он подумал:

«Ишь, ты, ферт. Черт знает, что думает о себе!» Он злился, но старался не показать виду. Однако цельная натура провинциального жителя взяла свое, и Александр Васильевич не выдержал.

— Полагать надо, — грубым тоном сказал он, насмешливо смотря на Дудышкина, — что матушка царица меньше говорила о предстоящей прививке, чем вы. А она — женщина, вы же — мужчина, да еще офицер. Стыдно вам бахвалиться! И скажу я вам, что вы трусите, оттого столько и трезвоните. А вот государыня все исподтишка да молчком устроила. Вот ею дивиться действительно можно. А вы себя за что же превозносите? Мы и все привьем оспу, так что же из того? Или нам тоже об этом кричать?

Надежда Кирилловна с удивлением смотрела на вспылившего юношу. Дудышкин сперва словно оцепенел, его лицо покрылось багровыми пятнами, он потерялся и опешил.

— Как же это? Вы?.. — пробормотал он.

— Так же, — дерзко ответил Кисельников и поднялся. — Прощайте, Надежда Кирилловна: некогда мне, дела ждут, — сказал он, прикладываясь к руке Свияжской.

— Вы смели!.. А!.. Сатисфакцию надо, — продолжал бормотать князь, сидя как пришибленный.

— Если пожелаете, можно, — ответил Александр Васильевич и, слегка поклонившись Семену Семеновичу, вышел.

По его уходе Дудышкин вдруг осмелел.

— Нет, я покажу этому мужлану! Я покажу, что значит князь Дудышкин! — воскликнул он, вскочив с кресла.

— Оставьте!.. Стоит ли обращать внимание? — промолвила его собеседница, едва сдерживая улыбку.

— Грубиян! Мужик! Сатисфакция незачем, не стоит мараться. Я иначе. Он узнает! — говорил князь, расхаживая по гостиной.

Приезд Ольги положил конец его волнению. Князь пересилил себя и с места в карьер повел речь о своем намерении привить оспу и о предстоящей ему опасности.

Девушка слушала его со скучающим видом и думала: «Какой он отвратительный!». А мачеха со злою полуулыбкой смотрела на падчерицу и Дудышкина, размышляя:

«Погоди, матушка, я тебе устрою.»

Примеру императрицы последовало множество знати. При встречах знакомые спрашивали друг друга вместо обычного вопроса о здоровье:

— Что? Прививали?

Государыне оспа была привита 12-го октября. Операция прошла успешно.

«Я была очень удивлена, — написала императрица, — увидевши после операции, что гора родила мышь. Я говорила: стоило ли возражать против этого и мешать людям спасать себе жизнь такими пустяками! Я не ложилась в постель ни на минуту и принимала людей каждый день. Генерал-фельдцейгмейстер, граф Орлов, этот герой, подобный древним римлянам лучших времен республики по храбрости и великодушию, привил себе оспу и на другой же день после операции отправился на охоту в страшный снег».

Через неделю была сделана прививка и великому князю Павлу Петровичу.

22-го ноября сенаторы, депутаты комиссии по составлению нового уложения, члены коллегий и канцелярий, после торжественного молебствия в соборе Рождества Богородицы, отправились во дворец благодарить государыню и поздравлять с выздоровлением.

Семилетний мальчик, Александр Марков, от которого была взята оспенная материя, был возведен в потомственные дворяне и переименован в Оспенного; врач Дженнер был пожалован в бароны, лейб-медики, награжден чином действительного статского советника и ежегодной рентой в пятьсот фунтов стерлингов.