Николай Алексеев-Кунгурцев - Заморский выходец

Июнь месяц 1582 года. Жарко, только легкий ветерок с моря слегка смягчает жару. На темно-синем небе ни облака, и солнце, жаркое южное солнце, заставляет сверкать серебром глубокие воды Адриатики, огнем гореть купол святыни, красы и гордости Венеции — собора Св. Марка. Зной загнал венецианцев в их палаццо и лачуги, на каналах и лагунах не видно гондол, и зеленоватые воды не плещут, не бьются о мраморные ступени дворцов. Но море шумит. Волна за волной набегает на берег, взбивается, падает и, ропща, скатывается обратно. Это не просто море шумит — это говорит оно: так кажется тому молодому человеку, который вот уже с добрый час лежит на берегу, прислушиваясь к звукам волн. Он широкоплеч и, по-видимому, высок ростом. Ветер слегка шевелит его сильно отросшие золотистые волосы. Такого же цвета борода едва начинает расти. Лицо густо загорело, но в таких местах, которых не коснулся загар, кожа бела, как у северянина. Не югом веет от него. О северном происхождении говорят его слегка выдавшиеся скулы, глубокие голубые глаза. Юноша красив, но красота его своеобразна — она должна кидаться в глаза, когда он находится в кругу стройных, тонких черноволосых и смуглолицых венецианцев.

Молодой человек подпер рукой голову и задумчиво смотрит на море. Ему давно знаком язык моря, язык волн. Еще мальчиком выучился он понимать его. В детстве оно рассказывало ему чудные сказки о чудовищах, которые копошатся на тинистом дне, о волшебном дворце морского владыки, о подводных садах, полных разных чудес, о полях, по которым проносятся стада золотистых рыб, испуганных смехом и играми зеленокудрых и белых, как мрамор, дочерей морского царя… Теперь оно говорит об ином. Плещут, бьются, скатываются в море волны с мелодичным, печальным ропотом, и слышится юноше в этих звуках чья-то далекая скорбная песня, такая же мощная, необъятная и в скорби своей, как это зелено-синее море, и находит эта песня отзвук в его сердце, и хочется ему также запеть о своей тоске непонятной, о своей боли сердечной, неведомо откуда взявшейся; набежит посильней порыв ветра, загудит, зарокочет море — и новое ему чудится: кажется, что он слышит шум далекого леса, что это ели и сосны, колыхаясь своими вершинами, зовут его к себе, грозят и стонут, видя, что он не повинуется их призыву… А на сердце все тоскливей становится…

Тяжелая рука легла на плечо юноши. Он вздрогнул и обернулся. На него смотрели лукавые глаза его приятеля Беппо.

— Что это ты уединился, Марко? — заговорил Беппо, стройный черноволосый венецианец с веселыми черными глазами. — А я думал тебя встретить у Джованни. Прихожу — говорят, и не был… Кстати, тебе поклон от Бригитты, — продолжал приятель Марка, располагаясь рядом с ним.

— Я прямо из дома направился сюда. Здесь так хорошо! Как море поет! — ответил Марко, не глядя на приятеля и пропустив мимо ушей, случайно или намеренно, замечание о поклоне Бригитты.

Беппо поглядел на море.

— Да, шумит, — заметил он равнодушно. — Скучно, Марко!

Он зевнул и потянулся.

— А скажи, что ты думаешь о Бригитте? — внезапно вымолвил он.

Легкая краска появилась на лице Марка.

— Она — хорошая девушка, — пробормотал он.

— Хорошая, только хорошая! Да разве можно так говорить о Бригитте? Она — первая красавица среди здешних девушек, она… Да что говорить! Разве тебя расшевелишь? У тебя, должно быть, в жилах не кровь, а вода! — вскричал Беппо с таким жаром, что его приятель невольно улыбнулся.

— Ну, уж и вода!

— Не вода, я ошибся, а снег, лед… У! Северный медведь!

— Ты, кажется, злишься, Беппо?

— Да как же не злиться? Красивейшая девушка вздыхает по нем, дарит его улыбками…

— Ты порешь чушь! — воскликнул Марко и опять покраснел.

— Еще бы не чушь! Ты — известный простофиля, а другие видят… Она тоскует по нем, а этот белый увалень, вместо того, чтобы ни на шаг не отойти от красотки, сидит себе на берегу и глупо смотрит в воду. Ты знаешь, за ней ухаживал толстый богач-трактирщик Джузеппе?

— Ну?

— Ну, он вчера посватался за нее, и она ему отказала. Теперь он клянет тебя на чем свет стоит!

— Меня? За что?

— Да пойми ты, глупая голова, что Джузеппе было отказано потому, что красавица предпочла твои глаза цвета морской воды тем золотым кружкам, которыми набит у него не один сундук.

Марко пожал плечами.

— Что ж! Тем лучше, что она не вышла за Джузеппе, не польстилась на деньги. Ты, может быть, иначе думаешь?