Николай Алексеев-Кунгурцев - Сборник Исторические романы. Компиляция. кн.1-6

— Ой, нет! — запротестовал Николай Андреевич, присев к столу. — Только что ел и пил. Пошел прогуляться, да и надумал к вам заглянуть. Частенько я теперь к вам заглядываю, — добавил он со смущенной улыбкой.

— И хорошо, всегда вам рады. А мы вот кваском балуемся да душепользительную беседу с отцом Никандром ведем. Много отец Никандр нам диковинного рассказали: и об афонских обителях, и о граде Иерусалиме. Да.

Вострухин замолчал, видимо подыскивая, что бы сказать.

Молодой офицер чувствовал, что своим присутствием стесняет всех, и от этого сознания сам стеснялся. Однако уходить по некоторым, ему лишь известным, причинам не хотел пока. Он силился найти тему для разговора, но беседа шла вяло и часто Прерывалась большими паузами, во время которых Федор Антипович барабанил пальцами по столу и, сделав задумчивое лицо, приговаривал:

— Н-да… Так-то.

— А пестра ныне вера стала, страсть пестра, — вдруг заговорил отец Никандр. — Взять хотя бы московские соборы. Благолепие, что говорить, а истинного благочестия нет. Служат скороговоркой, слова выкидывают. А неужели это можно? Истинная-то вера у немногих числом старцев хранится. Таятся они в смиренственном уединении, потому обмириться не хотят, и пестрота им претит. А взять хотя бы табакокурство, — продолжал он после короткого молчания, косясь в сторону Свияжского, от которого сильно попахивало табаком. — Ныне все курят! Либо нюхают. Попы и те стали табачищем заниматься. К иному подойти нельзя: за версту проклятой травой смердит. А разве это хорошо? В старые годы за табак носы резали…

Николай Андреевич слушал рассеянно. Ему становилось тоскливо.

«Где же Дуня? Неужели дома нет? Тогда чего и сидеть? — думал он и вдруг радостно встрепенулся: через открытое, выходящее в палисадник окно он увидел мелькнувшую среди зелени листвы темно-русую головку. — Вот где она!»

— Знаете, Федор Антипович, что-то душновато, — быстро встал он. — Я ведь вышел, чтобы воздухом подышать. Пойду-ка я, поброжу у вас по садику.

— Что же, пойдемте, — промолвил старший Вострухин, нехотя вставая.

— Нет, — быстро перебил его офицер. — Я пойду один. Вы беседуйте. Мне, право, будет крайне неприятно, если я оторву кого-нибудь от занимательной беседы. Зачем я буду вас стеснять? Мы так давно знакомы, что можно и отложить ненужные церемонии. По вашему садику приятно походить. Зелень, знаете, ну и вообще… А вы беседуйте… Я похожу, подышу воздухом…

Отец и сын Вострухины переглянулись. Восковое лицо Сергея словно потемнело.

— Как угодно, — хмуро проговорил Федор Антипович, стараясь не смотреть на сына.

Не исполнить желания Свияжского он не смел; о нем, как и о всех людях, он судил по себе: «После свинью подложит». Но в душе он злился, так как понимал причину внезапной прогулки Николая Андреевича. Не менее хорошо понимал он, почему юный гвардеец довольно-таки частенько стал заходить в его убогий домишко.

Свияжский торопливо вышел.

— Мать! Чего ты не позовешь Дуню? — с некоторым пренебрежением уронил Сергей, не отводя от отца своего тяжелого взгляда.

Отец вдруг вскипел:

— Молоды еще яйца кур учить! Не клич, Манефа! Знаем, что делаем.

— Больно, тятенька, вы в мир вдались. Этак и душеньку легко погубить. Все на денежки разменяли? — проговорил сын саркастически.

— Не тебе учить. А для тебя дубинка у меня еще цела, — раздраженно ответил Федор Антипович.

— Что же, побейте. Стерплю… Бог терпел и нам велел. А вам грешно.

Лицо старого Вострухина стало темнее тучи.

— Будет вам! Сегодня только что свиделись и уж… — начала было Манефа Ильинишна.

— Нишкни! — грозно прикрикнул на нее муж, а затем, видимо, желая свести разговор на иную тему, произнес: — Так как же это ты насчет московских соборов, отец Никандр?

— Соборы-то соборами, — медленно промолвил странник, — а только этот офицерик до добра не доведет. Табашник настоящий. А тебе надо бы опаску иметь.

— И ты туда же! — сердито воскликнул Вострухин-отец. — Тебе-то как будто и не пристало. Наживи добра с мое, тогда и учи.

— Мне добра не надо. Мне потребна кружка кваса или воды да кусок хлеба, только и всего.

— То-то, чай, в кубышке и припрятано. Знаем вас, смиренников.

— У меня ни синя пороху. По обету нищенствую, — обидчиво проговорил Никандр.

— Так, так. Небось, добровольных даяний не приемлешь? — с язвительной усмешкой заметил купец.

— Приемлю для Бога… Только для Бога, — смиренно потупясь, ответил странник.