Саймон Скэрроу - Кровь Рима [ЛП]

— Я так понимаю, вас выбрали на эту роль, потому что вы предпочитаете быть солдатом, а не политиком, как и ваш командующий?

— У меня не было выбора. Моей когорте было поручено сопровождать полководца. Кроме того, я не патриций. Я не заигрываю с политиками.

— Неужели?

Катон прекрасно осознавал, что его оценивает другой человек, который ждал объяснения вместо того, чтобы задать острые вопросы о происхождении Катона. То, что его отец когда-то был рабом, и что он сам провел свое детство в рабстве, для Катона не было источником стыда или позора. Он гордился своими достижениями. Он поднялся в ряды всадников, второго по величине класса римских граждан, исключительно благодаря своим собственным усилиям. Мало кто из аристократов мог сказать то же самое. Конечно, благодаря его скромному происхождению, он никогда не будет принят в Сенат. Вершина его карьеры, если он выживет и продержится достаточно долго и завоюет благосклонность императора, станет должность префекта Египта. Это был самый высокий пост, к которому стремился любой всадник. Однако это было настолько маловероятно, что Катон редко позволял себе вообразить такую перспективу.

— Квинт Лициний Катон? Я уверен, что слышал, как ваше имя произносили, когда я был в последний раз в Риме несколько лет назад.

Возможность упомянуть о своих достижениях искушала, но Катон не позволил себе хвастаться. Вместо этого он позволил себе меньшую победу, разочаровав любопытство Пинто, и оглянулся через плечо на группу, которая следовала за ними, и его взгляд снова привлекла высокая фигура, одетая в восточные одежды.

— А кто этот здоровяк?

— Он? Он причина, по которой мы все здесь и собрались. А Парфия и Рим снова вцепились друг другу в глотки.

— А…? — Подсказал Катон.

— А зовут его Радамист. Царевич Радамист. Наследник престола Иберии, территории, которая граничит с Арменией. Только он был немного нетерпелив, чтобы унаследовать трон. Поэтому его отец отправил его в Армению во главе армии, чтобы он мог найти свое царство, чтобы править. Так сказать старик спасься от грязной работы, он должен был его прикончить прежде, чем он нанес бы первый удар. Ну вобщем таким образом, он вступает в Армению, подкупает командира римского гарнизона, чтобы тот предал предыдущего царя, убивает всю царскую семью и захватывает трон для себя. Что еще хуже, римский губернатор соседней Вифинии признал его суверенитет, без предварительного согласия Рима, затем сделал Радамиста нашим человеком.

— Значит, он обуза?

Пинто поднял руку и покачал ладонью из стороны в сторону.

— Он достаточно храбрый и сильный парень, и его солдаты любят его. К сожалению, мало кто из его подданных его любит, и они были рады пригласить парфян, чтобы выгнать его. Только чтобы обнаружить, что парфянская замена была почти такой же плохой. Теперь мы должны вернуть Радамиста обратно на трон и убедиться, что он останется там.

Катон задумался на мгновение.

— Там нет другого кандидата?

— В данный момент нет. Весь конфликт между нашим протеже и парфянином, Тиридатом. — Пинто щелкнул языком. — Не могу сказать, что завидую армянам.

— Я уверен, что многие иностранцы относятся к Риму с похожими чувствами, учитывая некоторых наших императоров, которые у нас были…. — Катон кашлянул и быстро продолжил. — Хотя я… уверен, что у Нерона все получится.

— Я в этом не сомневаюсь.

Немного впереди улица выходила на форум, отполированный поздним послеполуденным солнцем. Некоторые из торговцев уже собирали свои прилавки, но главная площадь все еще была шумной, и воздух наполнился криками торговцев, пронзавшими шум разговоров, и грохотом молотков кузнецов. Прямо напротив возвышался колонный фасад дома торговца. Он был построен в больших масштабах и с таким хвастовством, заставляющим содрогнуться даже самых богатых римлян. Отряд преторианцев стоял на страже у входа, и увидев приближающихся Корбулона и Квадрата, встал по стойке смирно.

— Полагаю, вам не помешает что-нибудь выпить после путешествия, — сказал Катон.

— Вот уж верно. Хорошо бы еще что-нибудь съесть.

Пинто ускорил шаг, и Катон решил увеличить шаг, чтобы оставаться рядом с ним. Хотя мысль о приличном пиршестве была желанной, перспектива напряженной встречи между его командиром и проконсулом, все еще ожидалась. Парфия собирала свои силы, чтобы броситься на римскую границу, сейчас не время для римских лидеров меряться своими детородными органами, чтобы завоевать славу и честь для себя. Не тогда, когда так много было поставлено на карту. Когда империи сталкивались, победа обязательно была на той стороне, которая не была расколота раздорами и конкурирующими амбициями.