Георг Эберс - Каракалла. Иисус Навин

Иисус Навин снова появился на поле сражения во главе своих воинов и с непреодолимой силой ринулся на врагов.

С этой минуты битва приняла иной ход. Успех ее колебался еще то в ту, то в другую сторону, и Моисей не мог оставить своей молитвы, но наконец и эта последняя схватка окончилась. Ряды амаликитян дрогнули и стали рассеиваться. Они в ужасе бросились бежать к южному входу долины, откуда пришли.

Оттуда тоже слышались крики; из тысячи уст раздавались радостные восклицания: «Иегова — наше знамя!.. Победа, победа!»

Тогда Божий человек снял руки с плеч своих спутников, сам поднял их высоко и вскричал с новою, изумительно возродившейся силой:

— Благодарю Тебя, мой Бог и Господь! Иегова — наше знамя! Народ спасен!

Затем его глаза помутились от изнеможения, но несколько минут спустя он снова поднял их и увидел, что Эфраим с пращниками и лучниками напал на отряд амаликитян, стоявший у южного входа в долину, между тем как Иисус Навин гнал главную силу сынов пустыни к их отступавшим соплеменникам.

Военачальник слышал от пленных об ущелье, по которому люди, умеющие хорошо лазить по горам, могли дойти до тропинки в лощине, ведущей к южному концу поля сражения, и по его приказанию Эфраим с пращниками и лучниками напал на этой тропе в тыл на последний способный к сопротивлению отряд неприятеля.

Стесненные с двух сторон, неся большие потери в людях и лишась мужества, амаликитяне оставили битву, и теперь обнаружилось, как хорошо дети пустыни, выросшие в этой горной стране, умеют пользоваться своими ногами. По знаку своего вождя они закололи верблюдов и рассеялись в разные стороны, подобно перьям, разлетающимся от дуновения ветра. На крутые горные склоны, которые казались недоступными для людей, они проворно взбирались при помощи рук и ног, подобно ящерицам, многие другие ушли через ущелье, которое Иисусу Навину показали пленные рабы.

Более половины амаликитян пало убитыми или ранеными на поле битвы; Иисусу Навину было известно также, что другие племена пустыни, присоединившиеся к ним, согласно своему обычаю, оставили разбитых товарищей и убрались восвояси.

Однако же представлялось вполне вероятным, что отчаяние внушит беглецам мужество — не отдавать в руки евреев своего оазиса без сопротивления. Но бойцы еврейского вождя были слишком изнурены, для того чтобы можно было немедленно вести их далее. Сам он был покрыт множеством легких ран, и усилия последних дней чувствительно отзывались на его закаленном теле. К тому же солнце, поднявшееся незадолго перед началом битвы, теперь уже заходило, и, в случае необходимости вторгнуться в оазис, было бы неблагоразумно сражаться в темноте. Самому Навину, и в особенности его храбрым бойцам, был необходим отдых до утренней зари.

Иисус видел вокруг себя веселые лица, сиявшие радостью победы, и, когда он отпускал своих воинов в лагерь отпраздновать победу в кругу близких людей, каждый отряд, проходивший мимо него медленно и с усталым видом, разражался такими бодрыми и звонкими криками, как будто воины забыли усталость, которая незадолго перед тем склоняла их головы и обременяла их ноги.

«Да здравствует Иисус!.. Да здравствует победитель!» Эти крики эхо разносило еще по горам, после того как последние отряды скрылись от его взоров. Но еще громче в его душе раздавались слова, которыми благодарил его Моисей: «Ты вел себя, как истинный меч Всевышнего, сильный и твердый. Покуда Бог остается твоим помощником, пока твое знамя — Иегова, мы не устрашимся никакого врага!..» Ему все еще казалось, что он чувствует на лбу и темени поцелуй великого человека Божия, который перед всем народом прижал его к своей груди, и ему стоило немалого труда унять волнение, возбужденное в нем концом этого чреватого последствиями дня.

Сильное желание привести свои мысли в порядок, прежде чем он снова смешается с ликующей толпой и увидит отца, который должен был принимать участие во всем великом, что волновало его душу, удерживало Навина на поле сражения.

Оно сделалось местом ужаса, так как те, которые не могли оставить его, лежали там мертвыми или ранеными. Вороны, следовавшие за странниками, летали над трупами и уже осмеливались спускаться на эту обильную пищу для своего черного пира. Запах крови привлекал хищных зверей из их горных логовищ, их рев и голодный лай слышались со всех сторон.

Когда затем после сумерек наступила тьма, над землей, наполненной кровью, замелькали светильники. Они помогали рабам и тем, кто искал своих близких, отличить друзей от врагов, раненых от убитых. Громкие жалобные стоны смешивались с карканьем воронов и воем голодных шакалов, гиен, лисиц и пантер.