Георг Эберс - Каракалла. Иисус Навин

Но тут его прервали: Эпагатос напомнил ему о депутации александрийских граждан, явившихся для переговоров об играх в цирке. Они ожидали уже в течение нескольких часов и должны были заняться еще многими распоряжениями.

— Разве они прислали тебя ко мне? — с раздражением спросил Каракалла, и, когда отпущенник отвечал утвердительно, он воскликнул: — Князья, ожидающие в моей передней, не шевелятся, пока не дойдет до них очередь; а этим торгашам кружит головы блеск их золота. Скажи им, что их позовут тогда, когда я найду для этого время.

— Дожидается также новый начальник полиции, — продолжал докладывать отпущенник, и на вопрос императора, говорил ли он с ним и имеет ли тот сообщить что — нибудь важное, ответил, что этот человек находится в сильном беспокойстве, но, по — видимому, придерживается необходимой строгости. Он припоминает изречение, что александрийцам следует бросить хлеба и зрелищ, о другом они мало заботятся. В эти дни вследствие того что не было игр, представлений, раздачи хлеба, римляне и император сделались единственным предметом разговоров. А в цирке сегодня предстоит нечто величественное. Уже это обстоятельство даст новое занятие дерзким языкам. Начальнику полиции сильно хотелось переговорить с самим императором, чтобы предупредить его, что здесь в цирке бывает гораздо больше оживления, чем даже в Риме. Несмотря на всю бдительность, ему невозможно будет заставить чернь в верхних рядах держать себя спокойно.

— Этого совсем не нужно, — прервал император. — Чем громче они станут кричать, тем лучше, и мне кажется, что они увидят вещи, достойные криков. Мне недостает времени для свидания с этим человеком. Ты сам дай ему понять, что всякое безобразие падет на его голову.

Затем он сделал Эпагатосу знак, что отпускает его; Мелисса же приблизилась к цезарю и стала смиренно просить, чтобы он дольше не заставлял ждать достойных граждан.

Тогда Каракалла нахмурил лоб и воскликнул с негодованием:

— Я во второй раз принужден просить тебя не вмешиваться в дела, до тебя не касающаяся! Тот, кто осмелится управлять мною…

Но тут он остановился; когда Мелисса со страхом отошла от него, он сам заметил, что даже и чувство любви недостаточно сильно, чтобы внушить ему сдержанность. Досадуя на самого себя, он постарался принудить себя к большему спокойствию и продолжал более мягким тоном:

— Когда я раздаю приказания, дитя, то весьма часто за ними скрывается нечто такое, что известно мне одному. Тот, кто таким образом лезет к особе цезаря, как эти люди, должен научиться терпению. А ты… Если ты сделаешься тою, до степени которой я думаю возвысить тебя, то ты прежде всего должна постараться отвыкнуть от всяких мелких соображений. Впрочем, все это придет само собою. Мягкосердечная кротость тает на троне, подобно льду на солнце. Ты также скоро научишься презирать ту сволочь, которая попрошайничает вокруг нас. Если я сейчас вспылил, то в этом была виновата ты сама. Я имел право ожидать, что ты пожелаешь выслушать меня до конца, вместо того чтобы сокращать время ожидания для ничтожных торгашей.

Тут его голос зазвучал суровее, но, когда Мелисса подняла к нему взгляд и произнесла умоляющим тоном: «О господин», он продолжал мягче:

— Мне остается немного досказать тебе. Ты сделаешься моею. Если звезды подтвердят свой первый благоприятный отзыв, то здесь, в этом городе Александра, я уже завтра сделаю тебя своею женою и заставлю народ преклоняться пред тобою, как перед императрицею. Жрец Александра готов совершить торжество бракосочетания. Филострат передаст это решение моей матери.

С возрастающим смущением, едва дыша и не в силах произнести ни одного звука, выслушивала Мелисса все эти слова. Цезаря приводило в восторг то восхитительное смущение, которое замечалось в чертах ее лица, и он в веселом возбуждении воскликнул:

— Как я радовался этой минуте! Императорское могущество уподобляется силе богов в том, что одним мановением оно может превратить самое малое в самое великое.

С этими словами он привлек к себе Мелиссу, запечатлел поцелуй на лбу дрожащей девушки и продолжал в радостном возбуждении:

— Время не останавливается, и только еще немногие часы отделяют нас от желанной цели. Пусть у них вырастут крылья! Мы с тобой решили еще вчера показать друг другу, насколько мы искусны в пении и игре на цитре. Вон там лежит мой струнный инструмент. Дай его сюда, Филострат. Я уже знаю, с чего мне начать.