Марина Аэзида - Хасинто. Книга 1

— Благодарю. — Хасинто кивнул и перевел взгляд на Мигеля. — Отдохните как следует, наберитесь сил, а там и обратно езжайте.

— Да, сеньор.

Мигель улыбнулся во весь рот и спрыгнул с лошади. Спешились и остальные, а у Хасинто сердце сжалось. Еще нескоро он увидит своих людей. Теперь ему самому предстоит служить, причем тому, кому служить не хочется. Словно уловив его настроение, Миго попытался приободрить:

— Удача любит смелость и доблесть, а вы и тем, и другим не обделены. Вот она на вас свой взор и обратила, сделала оруженосцем рико омбре. Благослови вас Бог.

Хасинто кисло улыбнулся, махнул на прощание рукой и, не оборачиваясь, двинулся за провожатым к внутренней стене. Там прозвучали те же вопросы, те же ответы, что и снаружи, потом стражники открыли ворота.

— Дальше провожать не надо, — обратился Хасинто к Родриго. — Сам дорогу найду.

Не хватало еще, чтобы при встрече с доном стражник воскликнул что-нибудь вроде: «Сеньор, ваш оруженосец пожаловал!»

Правда, куда идти, он не знал, но надеялся, что быстро поймет. Когда же оказался на замковом дворе и спешился, то растерялся. Донжон-то вот, впереди — длинный, высокий, с двумя зубчатыми башнями. А где вход в него, неясно. К тому же сначала нужно Валеросо в конюшню устроить. Слуг, которые могли отвести туда коня, как назло поблизости не оказалось — не кричать же через все подворье, подзывая тех, кто копошился поодаль. Просить же помощи у стражников после того, как сам от нее отказался, глупо.

Он свернул направо в надежде, что среди торчащих там амбаров, сараев и прочих дворовых построек отыщется конюшня. Валеросо заартачился: подался назад и взвился на дыбы так, что поводья больно врезались в ладонь и едва не выскользнули из нее.

— З-зараза! — выругался Хасинто, пытаясь справиться с жеребцом.

Тот же, громыхнув копытами о камень мостовой, истошно заржал. Словно вторя этим звукам, молния рассекла небо и зарокотал гром. Выходит, Валеросо просто почуял близость грозы, потому испугался.

— И ты считаешь себя боевым конем? — с усмешкой спросил Хасинто.

Встрепенулся ветер, прохлада окатила лицо. Для измученного жарой просто дар Божий! Втягивать влажный холодный воздух ноздрями, ртом и как будто даже кожей — ни с чем не сравнимое наслаждение. Наверное, рыцари посреди пустыни чувствовали то же, набредая на оазис.

Ветер рванул. Еще и еще раз. Но теперь принес не свежесть, а колючую удушливую пыль.

Нужно скорее найти конюшню.

Хасинто с удвоенной силой потянул Валеросо за собой. Тот, будь славен, больше не сопротивлялся. Правда, не успели они с конем сделать нескольких шагов, как грянул ливень. Ледяной, больно бьющий по телу косыми струями. Крупная градина угодила прямо в темечко.

— Mierda! [6] Mierda (исп.) — дерьмо — ругнулся Хасинто.

Очертания дворовых построек размылись в белесой пелене дождя, идти пришлось почти зажмурившись. Подумать только: не так давно он чуть ли не мечтал о ливне. Небеса же решили подшутить и разверзлись именно сейчас, когда это не только ни к чему, но и не вовремя. Наказание Господне! Явиться к Иньиго Рамиресу мокрой курицей с монастырского подворья — хуже не придумать. Бежать в укрытие еще ужаснее — этак он покажет себя изнеженным юнцом. К тому же поздно: дождь уже волосинки сухой не оставил.

За каменным, похожим на кузницу строением заржала лошадь, и Хасинто, вскрикнув от радости, бросился на звук.

И впрямь конюшня! А возле нее человек в простой одежде, посмеиваясь, пытается завести внутрь перепуганную, бьющую копытами кобылицу. Наверное, младший конюх.

Хасинто приблизился.

— Эй! — окликнул он мужчину и тот обернулся. — Отведи моего коня в стойло!

Конюх склонил голову набок, слегка нахмурился, будто недоумевая, а затем усмехнулся.

— Конечно… олько угом…. эт… …сиху.

— Что?! — спросил Хасинто: за грохотом дождя разобрать слова сложно.

Мужчина кивнул на лошадь, все еще неспокойную, и, перекрикивая шум ливня, повторил:

— Да! Но сначала. Эту. Бесиху. Угомоню!

Хасинто не хотел ждать. В конце концов, он и сам может завести Валеросо в конюшню. Не стоять же здесь, не мокнуть лишь потому, что одна из кобыл де Лары взбесилась. К тому же холодно — зубы хоть едва заметно, а постукивают.

Он обогнул незадачливого конюха, открыл двери конюшни и вошел. Тут же обдало влажным теплом, а в нос ударили запахи свежего сена и навоза. В конюшне родного замка стояли такие же. Совсем не те, что в огромном монастырском хлеву, где лошади и коровы, козы и свиньи мирно соседствовали друг с другом.