Йожеф Дарваш - Колокол в колодце. Пьяный дождь

— Старший писарь уехал, — сказал я, — со всеми домочадцами.

Мое сообщение ни у кого не вызвало особого интереса.

— Пропади он пропадом, — произнес Юхош беззлобно, скорее, по привычке, как произносят «аминь» в конце молитвы.

Внезапно без стука распахнулась дверь. На пороге стояли два жандарма. Винтовки со штыками они держали наперевес.

Солдаты, уже собравшиеся было идти спать, снова сели за стол, с лицами, выражавшими полнейшее безразличие, мол, теперь все равно — что будет, то будет. А третий даже не заметил жандармов.

Проверку документов начали не с солдат, а с нас, гражданских. Жандарм повыше ростом прежде всего потребовал мои документы. «Этот знает, с кого начинать». Но все обошлось благополучно: он без звука вернул мое «командировочное удостоверение». Выходит, прав был Бела Сёч.

Шандор показал свою повестку.

— Значит, утром отправитесь на военную службу. Но смотрите, чтоб явиться к месту назначения! — Затем обратился к солдатам: — Оружие есть?

— Сдали. Мы едем в отпуск, — сказал один из них.

— Чего мелешь! Какой к чертям сейчас отпуск! Еще раз спрашиваю: где оружие?

— Сдали.

— Кому? Партизанам?

— У себя в части.

— А ну предъяви-ка свои отпускные документы! Не солдатскую книжку! Отпускное удостоверение! Чего засуетился? Никак не найдешь? Затерялось небось?!. Отпуск! Драпаете! Скоты! Знаете, что за это полагается? — Он сыпал фразу за фразой, едва успевая перевести дыхание, и все больше повышал тон, словно поднимался на ступеньку выше. — Предали родину! Дезертировали с фронта! Там могли бы еще и уцелеть! Но тут, как дезертиры, наверняка подохнете. Скоты!

Второй жандарм, пока высокий проверял документы и произносил «агитационную речь», начал играть с белкой. Та не то поцарапала, не то укусила его, и он взвизгнул от боли:

— Ах ты, подлая тварь! — И он схватил белку и со всей силой швырнул ее на пол.

Маленький зверек жалобно пискнул, дернулся несколько раз и затих.

Хозяин белки не сразу сообразил, что произошло. Он наклонился, взял белку в руки, погладил, попытался поднять ее головку… потом вдруг задрожал, его стало передергивать, как в приступе пляски святого Витта, он издал ужасающий вопль и, уткнувшись в стол, зарыдал. Это был страшный плач. В нем было все: и душераздирающие крики от невыносимой боли, и жалобный вой собаки, и смертельный испуг раненого зверя, и громкий плач ребенка, у которого отняли любимую игрушку. В этих рыданиях отразились и загубленная жизнь, и ужас, который он пережил, когда его заживо засыпало землей, и осиротевшая семья, и стоявшая на краю пропасти страна.

Дети тоже заплакали навзрыд. Глядя на них, сердце мое разрывалось на части.

Марте с трудом удалось увести их в комнату.

Шандор стоял в углу бледный, с широко раскрытыми глазами; он вот-вот готов был броситься на жандарма. Юлишка, дрожа, удерживала его за руку.

— Зачем же нужно было так? — недоумевал Михай Юхош.

Жандарму, как видно, тоже стало не по себе; притворяясь, будто ему очень больно, он тряс рукой.

Высокий жандарм наставил винтовку на солдат:

— Ну, хватит валять дурака! Пошли!

Двое солдат взяли под руки третьего, прижимавшего к груди мертвую белку и все еще рыдавшего. Один жандарм вышел вперед, другой пошел следом за солдатами.

Когда за ними закрылась дверь, наступила гробовая тишина. И только тетушка Балла тихонько всхлипывала, съежившись на низенькой скамеечке. Дядюшка Балла стоял рядом с ней и неловко гладил ее по плечу.

— Выйди-ка! — кивнул Шандор мне и вышел.

Я последовал за ним.

Он вошел в конюшню, но тут же вернулся и что-то сунул мне в руки.

«Винтовка», — на ощупь определил я.

— Откуда это у тебя? — удивленно спросил я.

— Солдаты оставили. Да не все ли равно? Умеешь обращаться с винтовкой?

— Учили, когда проходил допризывную.

Шандор ничего не сказал и направился в глубь двора. Я пошел следом за ним.

Мимо садов, через луга мы пробирались к большаку. Старались идти как можно бесшумнее и уйти подальше от деревни. Было темно, я едва различал маячившую впереди фигуру Шандора, Он шел пригибаясь, точно так же, как делают перебежку солдаты в кинохронике под неприятельским огнем с оружием в руках. Ему была знакома здесь каждая тропка, каждая канавка и рытвина. Мне оставалось только следовать за ним. Сухая трава похрустывала под ногами.

Вскоре мы залегли в придорожном кювете бок о бок. «Всего лишь несколько часов назад я шел здесь со станции, — думал я. — А кажется, будто это было давным-давно». Земля была холодная, однако озноб я ощущал только внутри. Кругом стояла тишина, я слышал лишь, как бьется мое сердце. Его удары, казалось, передавались и земле. Вдруг послышался отдаленный гул орудийных залпов. Вот, оказывается, отчего содрогалась земля.