Саймон Скэрроу: Орел нападает. Орел и Волки

– Похоже, выплыли не мы одни, – произнес он, улыбнувшись женщине, и позвал: – Сюда! Сюда!

В низине возникла темная фигура, за ней другая.

Пришельцы на какой-то миг замерли, один из них что-то выкрикнул, но слова унес ветер. Потом вожак поднял копье, подавая знак невидимым спутникам.

– Валерий, тихо! – шикнула женщина.

Но было поздно. Их увидели. Маленькая толпа разрослась, и ночные гости, с любопытством вглядываясь во тьму, направились к съежившимся от холода жертвам крушения. По мере приближения их черты становились все более различимыми.

– Мама, – прошептала девочка. – Кто это?

– Тише, Юлия!

Отдаленная вспышка молнии озарила небо, осветив окруживших укрытие незнакомцев – странных людей в меховых накидках, со стоящими торчком волосами и яркими, свирепыми глазами на татуированных лицах. На миг и дикари, и римляне застыли в изумленном молчании, но потом маленький мальчик не выдержал, и над побережьем пронесся тонкий, жалобный крик, в котором звенел слепой ужас.

– Я просто уверен, что это здесь, – смущенно пробормотал Макрон, оглядывая сбегавшую к пристани темную улочку. – Есть какие-нибудь соображения?

Маленькая компания, топтавшаяся рядом с ним на снегу, ответила дружными унылыми вздохами. Возле Катона – молодого помощника, заблудившегося в городском муравейнике центуриона, – переминались с ноги на ногу две местные уроженки из племени икени, закутанные в кокетливые накидки с меховой оторочкой. Их отцы, прозорливо предвидевшие момент, когда римские цезари захотят распространить свое влияние на Британию, дали дочерям соответственное воспитание. С малых лет к ним был приставлен образованный, вывезенный из Галлии раб, так что теперь они изъяснялись на латыни, как римлянки, совершенно свободно и лишь с легким акцентом, который Катон находил весьма приятным для слуха.

– Послушай, Макрон, – заявила красотка постарше. – Ты обещал отвести нас в уютную маленькую таверну, и мне совершенно не хочется таскаться всю ночь по морозу, пока ты что-то там не отыщешь. Давай-ка договоримся: раз уж ты так осрамился, мы заходим в первую же попавшуюся нам дверь!

Ища поддержки, она оглянулась на подругу и оптиона, и те, увидев сердитый блеск ее глаз, торопливо кивнули.

– Мы вроде пришли, – поспешно отозвался Макрон. – Да, я теперь точно вспомнил. Это то самое место.

– Лучше бы, чтобы оно так и было. Иначе ты поведешь нас домой.

– Справедливо.

Макрон поднял руку, успокаивая гордячку:

– Пошли.

Маленькая компания, с отвращением озирая нескончаемые ряды темных хижин, гуськом последовала за центурионом. Снег, валивший весь день, прекратился лишь к сумеркам, так что весь Камулодунум с окрестностями укрыло плотным, поблескивающим белизной одеялом, и местные жители в подавляющем большинстве сидели сейчас по домам вокруг дымных очагов. Лишь самая бесшабашная часть городской молодежи позволяла себе коротать вечера в посещаемых римлянами кабачках, где можно было развлечь себя выпивкой, хриплым хоровым пением, а то и хорошей потасовкой.

Римляне, вооруженные в основном только туго набитыми кошельками, забредали в Камулодунум из огромного лагеря, раскинувшегося сразу за главными городскими воротами. Четыре легиона – более двадцати тысяч солдат – зимовали в бревенчатых грубых казармах или землянках, нетерпеливо ожидая прихода весны, когда опять должна была возобновиться кампания по завоеванию огромного острова.

А зима эта выдалась не на шутку суровой, и легионеры, вынужденные изо дня в день пробавляться овощной похлебкой да ячменными кашами, радовались любой возможности сменить обстановку и разнообразить свой стол. Это стало возможно после того, как каждому легионеру выплатили причитающуюся ему долю награды, пожалованной силам вторжения императором Клавдием за победу над вождем варваров Каратаком и захват все того же Камулодунума, столицы мятежного края. Что же до горожан, в основной своей массе торговцев или ремесленников, то они, как это и свойственно всем практичным людям, быстро оправились от потрясения, вызванного военным разгромом, и еще проворней смекнули, что грозные завоеватели, вставшие за городскими стенами лагерем, представляют собой превосходный источник наживы. По всему городу, как грибы после дождя, множились кабаки и таверны, где заскучавшие легионеры накачивались как местным элем, так и заморскими винами, привозимыми с континента купцами, не боявшимися ради хорошего барыша снаряжать суда в зимние рейсы.