Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

Наконец, после того как стало окончательно ясно, что дуротриги не в состоянии прорвать римский строй и что их отчаянные усилия переломить ситуацию приводят лишь ко все большему нагромождению трупов, варвары, уворачиваясь от коротких клинков, стремительно вылетавших из-за щитов, почти полностью прикрывавших неуязвимых легионеров, начали отходить.

– Они дрогнули! – взревел Макрон. – Не расслабляться! Не давать им опомниться!

Мужества дуротригам было не занимать, но им противостояло регулярное войско, хорошо вымуштрованное и действующее как один человек. Они словно бы дрались не с людьми, а с огромным бесчувственным боевым механизмом, изначально задуманным и изготовленным исключительно для войны. Тот неуклонно катил и катил к своей цели, безжалостно подминая под себя всех, кто оказывался у него на пути.

По мере того как когорта усиливала напор, впереди и вокруг нее все чаще вместо боевых кличей в воздух взмывали вопли ужаса и отчаяния. Дикари уже не видели смысла в том, чтобы попусту бросаться на щиты и мечи римлян. Первые ряды дуротригов попятились, вынудив отступить остальных. Сначала это делалось, чтобы не создавать толчеи, потом как-то незаметно процесс стал обвальным. Бритты десятками, а затем сотнями принялись разворачиваться и разбегаться.

– Не останавливаться! – взревел Гортензий из первой шеренги. – Продолжать наступление! Если мы остановимся, нам конец! Вперед!

Менее опытный командир, воодушевленный тем, что сумел обратить в бегство превосходящие силы противника и заставил его понести потери, намного превышавшие собственные, наверняка велел бы отряду встать лагерем, сочтя дело законченным. Но Гортензий был старым воякой, и стена щитов продолжала движение, разя каждого, оказавшегося в зоне досягаемости, жалами коротких мечей. Когорту сковывала воедино железная дисциплина; и какие бы чувства ни испытывал каждый легионер, в бою он руководствовался не ими, а полученными приказами. Чуть задержавшись, чтобы подровнять шеренги, римляне размеренным шагом углублялись все дальше в холмы.

Солнце опустилось за горизонт, сумерки придали снегу голубоватый оттенок. Склоны по обе стороны от долины были усеяны дуротригами, ошеломленно взиравшими на строй чужаков. Однако варвары понемногу начинали приходить в себя. Звучали рога, вожди и друиды собирали своих людей.

– Не расхолаживаться! – приказал Макрон. – Не сбавлять темпа!

Первые заново сколоченные вражеские подразделения, скользя тенями по снежным полям вдоль дороги, с легкостью обгоняли квадрат, поскольку римляне двигались медленней, чем в походном порядке. Этих отрядов становилось все больше, варвары поторапливались, явно готовя римлянам новый сюрприз. Численное превосходство по-прежнему оставалось за дуротригами, однако, как полагал Катон, поскольку оно им ничего не давало, от них теперь следовало ожидать лишь каких-то тактических каверз. И это радовало, так как, по общему солдатскому мнению, в тактике эти тупые мужланы не смыслили ничего.

Ночные переходы и сами-то по себе неприятны, а в боевой обстановке – вдвойне. Каждый неверный шаг одного человека может привести к гибели многих, а едва различимая во тьме земля таит великое множество разнообразных ловушек для солдатских натруженных ног. Вовремя не замеченная кроличья или барсучья нора, например, грозит вывихом, а то и нешуточным переломом, любая, пусть даже и совсем мелкая, кочка более чем способна спутать ряды и внести сумятицу в марш. Так что командирам приходится в оба глаза следить за своими легионерами, одних придерживая, других подгоняя, а кое-кого вообще тыча носом в каждый появляющийся на пути бугорок.

Катон покачал головой, наклонился, хватанул с земли горстку снега и протер им лицо, радуясь бодрящему ледяному пощипыванию. Освежившись, он спешно вернулся к Макрону, отчаянно стыдясь своей слабости. Даже теряющему последние остатки сил командиру негоже показывать подчиненным, что и он тоже предельно измотан.

«Этого никогда больше не повторится», – заверил мысленно убегающую в ночную даль дорогу Катон и вновь заставил себя сосредоточиться на своих обязанностях, так как когорта продолжала неудержимо продвигаться вперед. Какое-то время он держал общий шаг, потом опять побежал вдоль темных солдатских рядов, свистящим шепотом подбадривая уставших и поторапливая отстающих.

Где-то к концу четвертого часа мерного безостановочного движения молодой оптион осознал, что долина сужается. Темные склоны обступавших дорогу холмов вздымались все круче.