Саймон Скэрроу - Орел нападает. Орел и Волки

Он не сомневался, что слова его будут приняты к сведению. Годы муштры и боевой практики выковывали из римлян солдат, управляемых в любых обстоятельствах. Правда, римская тактика не очень-то жаловала ночные сражения, но в данном случае представлялась редкостная возможность захватить врага врасплох. Против этого искушения не смог устоять даже Гортензий, центурион старого склада, самый консервативный из всех известных Катону служак.

– Сомкнуть ряды! – выкрикнул Макрон. И этот приказ был повторен всеми командирами отделений.

Атаковавшие бриттов со всех сторон разрозненные группы легионеров стали сближаться, образуя кольцо. Римляне надвигались, сплотив щиты и разя колющими ударами коротких мечей всех врагов подряд. Порыв ветра бросил в лицо Катона рой снежных хлопьев, на миг ослепив его, и этого мига хватило, чтобы перед ним выросла чья-то огромная тень. Чужие пальцы вцепились в край щита прямо под носом оторопевшего оптиона, затем последовал резкий рывок. Катон инстинктивно выбросил руку со щитом вперед, вложив в этот толчок весь свой вес. Бритт продолжал цепляться за щит, в результате чего нижний угол того развернулся. Удар пришелся варвару между ног. Он со стоном выпустил щит и начал складываться вдвое. Катон, ускоряя этот процесс, пару раз саданул его рукоятью меча по затылку.

Переступив через обмякшее тело, молодой оптион огляделся по сторонам, желая убедиться, что солдаты все еще рядом. Легионеры, укрываясь за темными прямоугольниками щитов, стеной напирали на плотную массу бриттов. Те бились отчаянно, однако в неимоверной скученности и толчее им мешали как следует развернуться тела раненых и убитых товарищей. Высоченные копья варваров бестолково мотались над их головами. От длинных тяжелых мечей тоже не было проку. Немногие, кому удавалось протиснуться сквозь толпу, пытались прорвать кольцо римских щитов, но находили лишь гибель. Легионеры действовали с холодной, беспощадной слаженностью, неуклонно продвигаясь вперед и круша на своем пути все и вся.

И тут над постепенно наполнившей ночь какофонией боя, состоявшей из брани, воплей, ржания, лязга и грохота, запоздало пропел медный горн. Гортензий наконец подал сигнал к общей атаке. Чтобы хоть как-то использовать то, что осталось от элемента внезапности, старый воитель бросил своих людей на хвост варварской, втягивавшейся в поселок колонны. Заслышав грянувший отовсюду боевой клич, колонна остановилась. Дикари слишком опешили, чтобы хоть что-либо предпринять. Четыре центурии выскочили из траншей и по ровному белому снегу устремились в атаку. Прежде чем предводители дуротригов успели опомниться и организовать оборону, их воинов уже разили мечи.

Горн воодушевил Шестую центурию, и она с усиленной энергией продолжила истребление попавшего в западню неприятеля. Возле колодца уже шла настоящая бойня. Катон по самую рукоять всадил клинок в грудь очередного врага. Чтобы высвободить меч, ему пришлось наступить сапогом на упавшее тело. Юноша с надсадным хрипом дернул меч на себя и, подняв глаза, едва успел податься назад, чтобы не угодить под копыта безумно ржавшего жеребца, перепуганного людскими криками и звоном оружия. Всаднику приходилось трудно: он одновременно пытался усмирить обезумевшее животное, орудовал мечом и скликал своих воинов, очевидно намереваясь с их помощью пробить брешь в рядах римлян. Вперив взгляд в Катона, бритт замахнулся тяжелым клинком. Оптион вскинул щит и упал на колено.

Мощный удар развалил бы и дерево, и металл сверху донизу, но длинное лезвие не смогло разрубить утолщения в центре щита. Клинок застрял в нем; и когда всадник потянул меч на себя, вместе с ним дернулся и Катон, крепко державшийся за ремни, прикрученные к внутренним скобам. Со злобным рычанием воин попробовал лягнуть Катона каблуком и едва не сбил с его головы шлем. Катон, невзирая на звон в ушах, ткнул своим коротким мечом врага в ногу.

Бритт взвыл от ярости и вздыбил коня, чтобы растоптать дерзкого чужеземца. Катон, и дома-то не питавший особой любви к лошадям, а в армии, как любой пехотинец, старавшийся обходить их, лишь чудом сумел увернуться от смертоносных копыт, однако сзади напирали легионеры, и пути к отступлению у него не было. Он рванулся всем телом и повис на крепежных ремнях: раздался треск, римский щит и меч бритта разъединились. Всадник резко натянул поводья, конь опять вскинул копыта, и оптион, прикрываясь наполовину разрубленным щитом, метнулся под лошадиное брюхо, в которое и вонзил свой клинок.