А когда проснулся, то терновым кустом горело солнце. Он нашел своего провожатого, задававшего корм мнимой водокачке.
— Быстрей, быстрей, быстрей, — торопил его Хаим. Расплатился с коновалом-хозяином, кривым армянином в кожаном переднике, и они тронулись.
Коляска была запряжена парой зловредных осликов, которые плелись еле-еле душа в теле. Хаим в сомнении: а что если их ослиного полка прибыло, за третьего осла здесь он? Сомнения подхлестывали восторг нетерпения, между тем как проводник-араб вытягивал хлыстом детей-попрошаек, круживших «безобидной мошкарой» вокруг коляски, когда проезжали очередную деревню.
— Пиастры! Пиастры! — попугайски кричали дети.
Возница щелкал хлыстом — ну, чистый укротитель.
— Халас! Халас! У, грабители!
Где грабители, так это в Замарине — так арабы по-прежнему называли Зихрон-Яков. Нападут, отнимут товар.
— У меня-то нечего отбирать, — он оглянулся. Позади как раз послышался конский топот. Обогнавший их всадник круто осадил лошадь. Густые темные волосы распадались по обеим сторонам лба, как у Ривки. Хаим сразу догадался, кто это.
— Мир тебе! Я Александр Аронсон. Сарра сказала, что ты хотел меня видеть. Она сказала, что ты еще вернешься.
«Значит, она ждет меня!»
Александр недолго ехал рядом с коляской. Хаим — не прекрасная Алина де Габрильяк, младший же Аронсон — не маркиз де Мэйн, сопровождающий ее верхом.
— Извини, меня ждут.
Под ним была пегая арабская кобыла с большими удивленными глазами и стоявшим по-петушиному хвостом. «Полукровка», подумал Хаим, не любивший короткоспинную породу.
Возница не проронил больше ни слова, его враждебность распространилась и на пассажира.
Сарра встретила Хаима словами:
— Я знала, что ты приедешь. Мне и Това сказала, да я и сама знала.
— Что отец? Что Ривка? — начал он, как принято у воспитанных людей, издалека.
— Очень мило с твоей стороны, что ты приехал спросить, как они себя чувствуют.
— Я познакомился с Александром. Я сразу понял, что это он. Есть что-то общее в вас всех… фамильное…
Сарра смотрела на него в упор «большими удивленными глазами» — как та кобылка.
— Будь моей женой,
— Ты быстро клюнул, Хаим.
— Ты согласна?
Прежде бравшая его грудью на абордаж, она отстранилась.
— Я уже познана. Ты сефард, как ты можешь взять меня такую?
— Но ты согласна?
— Садись и выслушай.
— Нет, ответь, ты согласна стать моей женой?
— Это не имеет никакого значения. Сперва выслушай. Породниться с Аронсонами это честь. Для меня наша семья превыше всего — наша семья и Эрец Исраэль. Мой отец — Лаван, ты — Яков. Выкупи меня. Кто бы ни стал моим мужем, он должен заплатить могар. Так всегда было на этой земле.
Хаим растерялся. Шутка? Но Сарра шутить не умеет. Веселиться — да, шутить — нет.
— А жених Ривки?
— Он свое заплатит, не беспокойся.
Хаим ждет, что она все же засмеется: она его разыгрывала. Он готов подыграть ей.
— Яков отрабатывал у Лавана за двух сестер.
— Если вздумаешь наняться батраком, то тебе всей жизни не хватит даже одну меня выкупить.
Сарра говорила с пугающей серьезностью, больше того — убедительностью:
— Заплати отцу могар и забирай меня. Ты хвастаешься, что пожертвовал пять тысяч гурушей «Маккавеям». (Хаим уже не стал поправлять.) Но Маккавеи это мы, это воины, а не спортсмены. Спортивные игры это для древних греков и для студентов университета. Никто не побежит наперегонки после целого дня в поле. По какому праву вы зовете себя Маккавеями? Из тщеславия ты выбросил пять тысяч псу под хвост, Хаим, из голого тщеславия!
Это походило на сон, на фантасмагорию — и чем дальше, тем необратимей. Ведь правда же! Сарра не садовая скамейка и не спортивная зала, где на табличке гравируют имя жертвователя. Если б он и заплатил за Сарру, то «абсолю дискресьон», чтоб не сделаться посмешищем.
— Отцу принадлежит доля в Обществе мелкого кредита. Внеси деньги и бери меня в жены.
— Сколько? — спросил Хаим с бьющимся сердцем.
— Пять тысяч золотых талеров.
Это пятьдесят тысяч… Заминка, едва, впрочем, различимая.
— И ты переедешь ко мне в Константинополь?
— Твоя кровать — моя кровать, а где ты ее поставишь — твое дело.
Сарра «оделася броней» — не подступиться, глазами не встретиться. Умеет отводить взгляд, когда… когда что? Правильно, невесте не подобает вести себя нескромно. А не невесте, значит, можно?
Александр (входит):
— Мир.
— И благословение, — отвечала Сарра. Это прозвучало, как пароль и отзыв: «Шалом — уврах а ».
Читать дальше