Евгений Гропянов - За переливы

Каждый вытащил и протер глиняную кружку.

Перед Томом поставили кружку побольше.

Прохор налил жимолостной настойки и поднял кружку.

— За знакомство… Постой, а тебя как звать-то? Ну вот меня Прохор… Про-хор… Ты попробуй повторить… Прохор… А вот его Иван. Легкое имя. А тебя? Том? Вы слышали, его Томом звать… За наше знакомство, матрос Том!

Нет, Том отказывался понимать происходящее. Он бывал во многих портах. Англичан или боялись, или ненавидели, или льстили им. Но никто не принимал его с радушием. И Том решился. Он снял с шеи цепочку, с волнением раскрыл медальон и протянул его удивленному Прохору.

— Ах ты, язви тебя в селезенку, — озадаченно сказал Прохор. — Нет, вы посмотрите только. — Он держал раскрытый медальон на широкой грубой ладони, и сгрудившиеся казаки, вмиг смолкшие, с почтением и с какой-то грустью смотрели на женский светлый завиток, уютно свернувшийся в этом медальоне.

Уже совсем по-другому смотрели на Тома глаза казаков: понимающе и уважительно.

— Ты, моряк, не бойся, она ждет, — сказал за всех Прохор. — Ты придешь и свадьбу закатишь, и Англия ваша ходуном пойдет, и все будут знать — это женится Том, моряк.

Провожали Тома все казаки. Удивленные товарищи Тома видели, как обнимали их собрата русские бородачи, хлопали по спине, смеялись и что-то весело и громко говорили.

Шлюпку оттолкнули. Том крикнул:

— Про-хор!

— Ждем тебя, Том! — раздалось в ответ.

Кларк готовился к визиту тщательно. Белоснежная шелковая рубашка, светлые панталоны, серые чулки, башмаки с блестящими медными пуговицами. Жилет тоже серый с шелковой подкладкой. Сюртук мундирный с ослепительными пуговицами. Капитан долго смотрелся в зеркало, подправил волосы, и, когда появился на палубе, матросы замерли. Они привыкли видеть капитана в одежде попроще: Кларк выстаивал не одну вахту рядом с рулевым. Однако, каким щеголем может быть капитан! Все же про себя отметили, что одежда на капитане висит, как на жерди. Он похудел сильно, и худоба еще больше подчеркивала бледность щек. Но держался Кларк на палубе все так же твердо, без поддержки спустился в шлюпку и уселся на носу.

Сумрачным взглядом он смотрел на воду и содрогнулся при мысли, что через год-два он больше не поднимется на мостик, не отдаст команду «паруса ставить», не увидит новых морей. Его уделом будет кресло-качалка, плед и ласковый огонек камина.

Кларка встречал все тот же караул, что отдавал честь Кингу и Гору. Русские солдаты стояли прямее, чем в первый раз, и чувствовалось, что в их душе торжество; они — представители великой России. Кажется, Кларк угадал настроение солдат, поэтому внимательно оглядел всех шестерых, застывших навытяжку, и в усатых и бородатых лицах натолкнулся на спокойствие и решительность хозяев земли русской, встречающих высокого гостя. Такие и Америку перевернут, дай им только корабли. К счастью, Россия сильна только сухопутной армией…

После кратковременного осмотра караула Шмалев, довольный, пригласил Кларка в свой дом. По дороге он рассказывал, что появился на Камчатке в начале пятидесятых годов, комаидирствовал в Тигильской крепости, затем продолжил свою службу в Нижне-Камчатском остроге. Теперь он заместитель Магнуса фон Бема. Да, у него есть еще брат, ученый… Они часто переписываются… Брат пишет исторический труд о Камчатке. Его труд заинтересовал Ее Величество, и он гордится своим братом.

Кларку захотелось осмотреть окрестности порта, и Василий Николаевич согласился. Они поднялись на Никольскую сопку, похожую с рейда на кита; гавань просматривалась с вершины так хорошо, что Кларк от удовольствия крякнул: это жемчужина Тихого океана. Портов он перевидел немало, но Петропавловский его очаровал. Отличная, отличная гавань. Ставь батареи, держи флот, и океан в твоих руках…

Как бы угадав мысли Кларка, Василий Николаевич сказал:

— Подписан указ об укреплении сей гавани…

Кларк промолчал.

— Ждем новые пушки, они на подходе.

Кларк кивнул головой, но, казалось, совсем не слушал коменданта.

— Знаете, что осталось от капитана Кука? — Кларк неожиданно остановился. — Берцовая кость, кисть руки… Мы опустили их в море. — И без всякой связи продолжил: — Я устал, вернемся к берегу.

В резиденции Шмалева он пробыл недолго и отбыл на корабль.

Зосим добрался на спотыкающейся кляче до Большерецка на одиннадцатый день к ночи и сразу же заспешил к дому Бема.

Разбуженный стуком в окно, Бем вышел недовольный в переднюю и принял пакет. Узнав из послания, что англичане настроены миролюбиво, Бем спросил о дороге.