Александр Кердан - Суд офицерской чести

Вспомнилось вдруг, как после второй измены жены пытался повеситься. В ванной приладил к трубе бельевую веревку. Завязал петлю. Просунул голову… И тут в дверь забарабанил сын – Ване тогда было пять:

– Папа, папа! Открой! – и заплакал навзрыд, как будто понял, что происходит.

Кравец мог бы подогнуть колени и повиснуть в удавке, но вдруг увидел ситуацию со стороны: плачущий ребёнок колотит в дверь, а за ней – здоровый мужик пытается свести счёты с жизнью из-за того, что запутался и не может найти выхода… «Что будет с мальчишкой, когда он увидит меня с выпавшим языком и вытаращенными зенками?» Картина показалась настолько дикой, что он тут же развязал узел, спрятал веревку в стиральную машину и распахнул дверь.

…Утром он побывал в больнице. Нина Ивановна была ещё очень слаба. Пока он был у неё в палате, дважды заглядывала сестра, которой он вчера вручил деньги. «Отрабатывает аванс», – подумал Кравец.

Из больницы он отправился на почту. Выстояв длинную очередь, отослал в часть телеграмму, заверенную Живетьевым.

Не успел вернуться домой, как по батарее застучали. Тук-тук-тук. Пауза. Тук-тук-тук. Условный сигнал – вас к телефону.

Это соседка сверху – Зоя Петровна. Та самая, что когда-то «сдала» его Тамаре. У неё – единственный на весь подъезд телефон, установленный ещё в советские времена. Мать Кравца безрезультатно простояла в льготной очереди семнадцать лет. А вот Зоя Петровна поставила телефон через полгода работы в буфете горкома партии. Правда, надо отдать ей должное, она никогда никому не отказывала: ночь-заполночь – приходи, звони, если нужно. Вот даже условный сигнал придумала, как к телефону соседей звать…

Он поднялся к ней, спросил:

– Кто там, Петровна?

– Из части тебя, Саша… – доложила соседка. – Полковник какой-то, фамилию не расслышала…

– И чего хотят? Я ведь только что телеграмму о болезни матери отправил…

Звонил Смолин:

– Привет, комиссар… Как дела?

Кравец коротко объяснил ситуацию, спросил:

– Телеграмму получил?

– Нет ещё. Но если бы и получил, всё равно позвонил бы…

– Что случилось?

– Да, на войну готовимся…

– Ты чего, Сергей Владимирович, открытым текстом шпаришь? Враг подслушивает! – по привычке понизил голос Кравец.

– Да какие теперь секреты? Бакатин, ёкарный бабай, все наши секреты вместе с шифровальными кодами американцам выдал… По телевизору да из газет нынче можно больше узнать, чем из документов с грифом… Не волнуйся, Саня: тот, кто не должен знать о наших приготовлениях, узнал о них в первую очередь… Как говорится, враг среди нас!

– А кто враг-то?

– Не поверишь, сам не знаю… Эшелоны оформляем на юг… До той узловой, куда третий мотострелковый отправили. Помнишь?

– Ага, – отозвался Кравец. Речь шла о Северной Осетии, где уже пару месяцев находился батальон их полка.

Кравцу не к месту вспомнилось, как в декабре семьдесят девятого на их аэродроме для дозаправки приземлились десять Ан-12, до отказа набитых десантниками, без знаков различия, но с полным снаряжением и боекомплектом. Прилёт этот был окутан какой-то тайной. В автозаправщики были посажены офицеры батальона обеспечения, на стоянках дежурили инженеры и политотдельцы. Пока специалисты осматривали и заправляли самолеты, Кравец вместе с другими политработниками разносил газеты и термосы с горячим чаем.

Первый вопрос, который задавали в каждом самолете, – выходить из них десантникам было категорически запрещено:

– Ребята, что в мире происходит?

Стало понятно: они не знают, куда летят. Потом выяснилось – в Афган. «Всякая большая война начинается с тайны и неразберихи», – подвёл итог невесёлым воспоминаниям Кравец, но в трубку сказал ободряюще:

– Может, не так страшен чёрт, как его малюют? Может, это и не война?..

– Не думаю… Слишком много помощников из штаба округа понаехало… Подготовку к командировке контролируют. Но и окружники, ёкарный бабай, не знают, в какой бочке мы будем затычкой… Наше дело – телячье… Куда прикажут, туда и поедем… – продолжил Смолин излагать диспозицию. – Я вот что тебе звоню, Саня. Нужен ты здесь позарез! Знаю, что причина у тебя уважительная… Но если сможешь, приезжай поскорей!

– Приеду, командир, – пообещал Кравец.

Попрощавшись со Смолиным и поблагодарив Зою Петровну, он спустился к себе. Наскоро собрался. Задумался: идти к матери проститься или лучше написать ей письмо? Решил написать.

Закрыл квартиру. Зашёл к Анне Якимовне. Она встревожилась: