Адель Алексеева - Кольцо графини Шереметевой

С той поры как лишилась своего князя, посеялась в ней тоска, но терпела... Наконец решилась, после того, как явился ей призрак Ивана Алексеевича, взяла младшенького — и вот она тут... тут ей будет успокоение, а ему — приют, откроется свет и утешение.

Горизонт густел, совсем потемнела вода. Как быть? Бросить кольцо? Она стояла уже на краю, держала его в руках... Опять горячие слова молитвы полились из её уст:

— Помоги, Боже, в спасении душ сыновей моих и сродников!.. Защити от болестей и слабостей, отведи от путей лукавых, от злобы людской... Научи меня смирению истинному, укрой в лоне церкви святой, укрепи молитвой, постом и воздержанием!..

В вечернем небе обозначился месяц, тонкий и нежный. Отражённый в реке, он и двигался и стоял...

Близ месяца появились две звёздочки, ярко дрожащие.

Обратив глаза к небу, она беззвучно воскликнула:

— Муж мой возлюбленный, видишь ли ты меня? Слышишь ли с высоты своей?..

Звёздочки показались ей знамением грядущей встречи — и она слабо улыбнулась, прижав к груди кольцо...

Оставшиеся 18 лет жизни Наталья Борисовна Долгорукая провела в киевском Флоровском монастыре под именем схимонахини Нектарии.

Вся жизнь её и этот последний подвиг поразили воображение современников. Потомки окружили его легендами, а писатели и поэты посвятили ей немало вдохновенных строк. Это Иван Козлов, декабрист Рылеев, Некрасов и... Иван Долгоруков — не просто однофамилец нашего героя, но родной его внук, сын Михаила Ивановича, появившегося на свет в Берёзове. Вот как он писал в своей книге «Капище моего сердца» о своей замечательной бабушке: «Кто не знает сей достопамятной женщины в летописях наших? Кому не известны подвиги мужественного её духа, героическая жизнь и кончина её? Кто не прослезится, читая собственные её записи о себе, ссылке мужа и общем пребывании с ним в Сибири! Имя её и подвиги заслуживают по справедливости вековечной памяти... доколе не потеряется вовсе почтение к высоким добродетелям, к изящным подвигам души и сердца, и доколе лучи истинного христианского света будут озарять ум и сердце россиян, прилепленных к древнему своему отечеству и умеющих ценить деяния предков своих».

Рылеев написал поэму, которая вдохновляла в страданиях жён декабристов. Но ближе всего к подлинной истории Натальи Шереметевой поэма И. И. Козлова. Он черпал сведения у Татьяны Васильевны Шлыковой, актрисы шереметевского театра, подруги П. И. Жемчуговой, которая хорошо помнила Кусково. От неё слепой поэт услыхал историю о том, как княгиня возвращалась из ссылки, беседовала с кусковским священником, неузнанная, и как вспоминали о том местные жители («Но долго быть о ней молве у Шереметева в селе»). Однако из подлинности событий, описываемых Козловым, следует вычесть романтизм того времени и не воспринимать стихи как фактографическое описание, тут будут несовпадения. Однако, например, видение Ивана Долгорукого, призрак, явившийся княгине, наверняка — из рассказов Шлыковой:

Зато история о том, что Долгорукая бросила в Днепр последнее, что связывало её с мужем, золотое кольцо, вызывает сомнение.

Об этом кольце потом пришлось мне разговаривать с потомками. Писатель Сергей Михайлович Голицын сказал: «Романтические легенды живучи, но не всегда верны». К Андрею Александровичу Гудовичу (внуку Сергея Дмитриевича Шереметева) я пришла тоже с этим и с другими вопросами, и сразу поразило меня в нём сходство с Долгорукой: та же твёрдость духа, то же смирение, память.

Коммунальная квартирка, обшарпанные стол и стулья, в коридоре допотопный телефон, сосед — нетрезвый; суп из пакетика... Ни единого признака былого графского величия, только кое-какие старые фотографии: всё исчезло в годы ссылок и скитаний. Зато живёт в нём живая история. Он рассказывает о двух своих предках, которые служили при дворе Петра III и были свидетелями ухаживаний императора за Натальей Долгорукой. Они сохранили верность государю, выступили против Екатерины И. Тогда одного она отправила в крепость, а другой уехал за границу. Третий предок Гудовича командовал Московским гарнизоном накануне 1812 года. Зато у Андрея Александровича истинно графские манеры, офицерская выправка, он один из хранителей рода, обладающий памятью ясной, как майское утро. Он рассказывал: