Адель Алексеева - Кольцо графини Шереметевой

— Наталья, еду прикажи, какая портится, раздать дворовым, — сурово говорит Марья Ивановна, — а прочую назад в ледники...

— Да Бог с ней, с едой-то!.. А ежели что худое с государем приключилось?

Бабушка не утешила, не разуверила, сухо заметив:

— Ежели мор — за грехи он в наказание нам даётся... А ты береги себя да молись. Вот и весь мой сказ!

Утром Наталья бросилась в домовую церковь Знамения. Там, в любимом местечке, упала на колени перед иконой Казанской Божьей Матери.

— Господи, Ты можешь всё! Убереги государя нашего от напасти!.. Не пожил ещё, не порадовался милостивец наш!.. Сколько раз наставлял Ты нас, Господи, на путь истинный, давал силы, когда сникал подавленный разум, просвети ж и теперь, пошли отблеск лучей Твоих...

Миновал один день, второй — от Ивана Алексеевича не было вестей. Вся Москва уже знает о болезни царя, из разных концов города приходят многие сведения о больных моровой оспой.

Дома помечают чёрной краской: сюда не суйся! Вокруг носят горящие поленья, держат зажжёнными смоляные бочки. Окуривают горящей серой...

И поползли слухи разные, какие рождаются в чёрное время, один слух парализовал всех: будто ночью водили по Москве чёрного слона из Персии, от него-то и пошла та чёрная оспа.

В сильном жару лежал император, лекаря не отходили от него. Не отходил и князь Долгорукий, и отчаяние его было безгранично. Лекаря говорили: «Уйди, не играй с огнём, заразишься...», но он не слушал, забыл обо всём и не спускал глаз с государя. Сам прикладывал холод, поил морсом, протирал тело его уксусом... Рядом неотступно находился Остерман.

Больной покрылся красными пятнами. Они мучительно чесались, не давали спать, потом стали темнеть и превращаться в язвы. Даже язык его был изъязвлён, и вид царя мог бы отпугнуть любого, кто взглянет, но только не Долгорукого.

Через десять дней ждали кризиса. Кризис наступил, и государю как будто стало лучше. Москва и высокие её гости, прибывшие уже на свадьбу, вздохнули...

В домах гадали, задумывая на царя, Наталья с Дуняшей тоже. Налили в тарелку воду, поставили свечку, и капающий воск образовал в воде странную фигуру: большая голова, лоб — как колокол, а на ней — корона!.. А рядом — телега, похожая на катафалк... Ой, как страшно-то!

Известно, беда одна не приходит, лепятся к ней другие беды, и в шереметевском доме бед уже не перечесть: болезнь государя, сломал ногу дядя Владимир Петрович, у бабушки участились приступы удушья (она теперь даже спала сидя). Но и этого мало: проснувшись как-то поутру, Наташа направилась в комнату брата, а на пороге её остановила мадам Штрауден: «Нельзя!.. Оспа! Не пускать!» В доме воцарилась пугающая тишина...

А через девять дней из лефортовского дворца пришло известие: государь в агонии. Фаворит его в нервной горячке. Да, было такое свойство у князя Долгорукого: в тяжёлую минуту лишаться ума-памяти, отчаиваться и плакать, теряя последние капли бодрости. И ещё: не понимать в такую минуту того, что происходит вокруг.

А происходили вокруг события необычайные...

Тут автор обязан капитулировать перед вымыслом, ибо не поднимается рука дорисовывать сцены, разыгравшиеся в царском дворце в момент смерти императора. Да и вправе ли он заставлять говорить и действовать своих героев по своему разумению в столь ответственный момент? К тому же история не сохранила добросовестных свидетелей, а действующие лица не были заинтересованы в правдивых показаниях.

Ясно только одно: в одной из комнат собрались Долгорукие, и у них шёл спор о помолвленной, но не обручённой невесте: имеет ли она право на престол? Как сделать её законной царицей? Такой мыслью был одержим Алексей Григорьевич. И он бросил на кон последнюю карту: составить завещание от имени умирающего царя в её пользу. Царь в агонии, подписать не может? Но ведь он ещё жив! Иван не раз подписывал бумаги «под руку государеву», царь доверял ему!.. Ещё и принцесса Елизавета подписала завещание вместо больной своей матери...

Князь Иван сидел возле государя, лишь изредка отлучался из царской опочивальни, он смотрел на сродников помутневшим взором, в полубеспамятстве слушал их увещевания о том, что должен поставить пять букв на одном экземпляре завещания «П-е-т-р-ъ», а второй дать государю...

Историки по-разному описывают это событие. К примеру, Ключевский так:

«Когда в январе 1730 года простудился и опасно заболел Пётр II, временщики князь Алексей Долгорукий и его сын Иван, любимец императора-мальчика, решили удержать власть в своих руках посредством обмана. Они собрали фамильный совет, на котором князь Алексей предложил принять подложное завещание умиравшего царя, передававшее власть его невестке княжне Екатерине. Другой Долгорукий, поумнее, фельдмаршал Василий Владимирович, усомнился в удаче этой нелепой затеи. Князь Алексей возражал, что он, напротив, вполне уверен в успехе дела и в оправдание своей уверенности сказал: «Ведь ты, князь Василий, в Преображенском полку подполковник, а князь Иван — майор, да и в Семёновском против того спорить некому».