Анри Кок - Последние из Валуа

Клод Тиру все еще валялся на полу; по знаку дез Адре двое солдат подняли его на ноги и крепко схватили за руки.

Иуда всех окидывал мутным, блуждающим взглядом.

– Клод Тиру, – промолвил дез Адре, – что я заплатил тебе за измену барону де Ла Мюру?

Несчастный молчал, словно онемев.

– Давай, Ла Кош!

Капитан вонзил острие кинжала в плечо изменника, который при этом страшно вскрикнул.

– Что я тебе, мой друг, заплатил за измену? – повторил дез Адре.

– Тысячу золотых экю, монсеньор.

– А! Вот ты и заговорил!.. Так ты признаешь, что я ничего тебе не остался должен?

– Ничего, господин, ничего!

– Что я вполне с тобой расплатился?

– Вполне.

– Знай же, что ты ошибаешься мой друг; я еще не вполне вознаградил тебя по заслугам, но не беспокойся: я поквитаюсь с тобой сию же минуту… В пляску, голубчики!

Прежде чем кто-либо из непосвященных смог понять смысл странного приказания дез Адре, старика подняли на руки и поднесли к окну; он еще мелькнул в воздухе и мгновением позже исчез во мраке.

– Ужас! – воскликнул барон де Ла Мюр, забывая, что столь жестоко наказали человека, предавшего его самого.

– Ужас! – повторили все его друзья, и мигом обнажились все шпаги.

– Тихо! – проревел дез Адре. – Или вы забыли, что наши делишки еще не закончены… долой шпаги, долой!

Никто даже не пошевелился.

– Вот как? Вы отказываетесь?! Тем хуже для вас! Солдаты, поучите-ка этих господ мудрости!

Десять аркебуз прицелилось, и раздался гром десяти пуль, ударивших в толпу и поразивших наповал восемь мужчин, одну женщину и пажа.

Пажа Бланш, Альбера Бриона, заслонившего собой молодую госпожу.

– Теперь вы меня послушаетесь? – спросил дез Адре голосом, покрывавшим стоны и вопли.

– Да, – ответил господин де Ла Мюр, – распоряжайся нами, убийца!.. Если ты жаждешь моей жизни, то бери ее, но пощади моих детей, мою жену, моих друзей!

– Солдаты, возьмите этот стол – он мне мешает! – приказал дез Адре, не отвечая барону.

Стол был отодвинут к окнам; при этом погасло несколько канделябров.

– Принесите факелы! – скомандовал дез Адре. – Ничего не видно!

Тигр желал во всех подробностях насладиться зрелищем поставленной им трагедии.

Четыре солдата, с факелами в руках, живыми кариатидами встали по обе стороны зала.

– Вот о чем я хочу просить вас, господа, просить, а не приказать, – снова начал дез Адре. – Я хочу говорить с вами всеми, но предварительно должен вам признаться, что меня ничто так не может вывести из терпения, как жесты моих собеседников, а потому прошу вас теперь подвергнуться одной формальности, хотя и довольно неприятной для дворян, но тем не менее необходимой; эта формальность состоит в том, что вам свяжут руки… Ну, господин барон де Ла Мюр и любезный граф де Гастин, не угодно ли вам будет подать прочим господам пример? Мне крайне грустно, что вы давеча вынудили меня к столь тяжелым аргументам, которые стоили жизни некоторым из вашего круга, – надеюсь, вы не заставите меня повторить их!

Ропот негодования ответил на предложение дез Адре.

Нет сомнения, что все скорее согласились бы умереть, чем подвергнуться бесчестью, тем более что оно и не гарантировало им жизнь; но у них еще теплилась надежда на то, что, согласившись на постыдное требование врага, они спасут своих жен, сестер и дочерей.

Они покидали шпаги.

– Сдаемся! – крикнули они.

– Но я не сдаюсь, – сказал граф де Гастин и обратился к Этьену и Полю, указывая пальцем на дез Адре.

– Этот подлец хочет не только нашей крови, но и чести, а вы слушаетесь его, покоряетесь ему?.. Вперед! Он просил меня подать пример – я и подаю! Вперед, друзья!

– Вперед! – повторили братья, воодушевленные словами зятя.

И, не глядя, следует ли кто за ними, трое мужчин ринулись вперед.

Тут уже не десять, но сорок аркебуз опустились, но Бланш и баронесса де Ла Мюр повисли на шее – первая – мужа, вторая – сыновей, – воскликнув:

– Вы хотите, чтобы мы все погибли?

«Какая разница – минутой позже, минутой раньше?» – могли бы ответить им, но кто же не послушает любимого человека.

Наклонившись к супруге, Филипп шепнул ей несколько слов, которые сперва заставили ее вздрогнуть, а затем твердо ответить:

– Клянусь!

– Будь тогда по-твоему! – произнес Филипп и, тяжело вздохнув, переломил шпату надвое.

Несколько минут спустя все, не исключая и прислуги, стояли со связанными руками перед дез Адре, ожидая его приговора.

Он сел посреди зала в кресло; Ла Кош и Сент-Эгрев стали по обе его стороны.