Сергей Житомирский - Эпикур

— ...Стало быть, — неторопливо, чтобы Леонтия могла за ним поспеть, говорил Эпикур, — надо подумать о том, что составляет человеческое счастье. Ведь, когда оно у нас есть, то всё у нас есть, а когда его нет, мы на всё идём, чтобы его заполучить. Так вот, основное начало хорошей жизни — это освобождение от страхов.

Привыкай думать, что смерть для нас — ничто: ведь всё, и хорошее и дурное, заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений. Большинство людей то бегут от смерти как величайшего из зол, то жаждут её как отдохновения от зол жизни. А мудрец не уклоняется от жизни и не боится не-жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не-жизнь не кажется злом.

Нужно помнить, что будущее — не совсем наше и не совсем не наше, чтобы не ожидать, что оно непременно наступит, и не отчаиваться, что оно совсем не наступит. Дальше, первое наше благоудовлетворение желаний, но именно поэтому многие из желаний мы обходим, если их исполнение ведёт к ещё большим неприятностям. Среди желаний одни являются естественными, другие — праздными, а среди естественных одни — необходимые, другие просто естественные. Необходимые — это те, исполнение которых уничтожает страдание, например, голод и жажда; просто естественные — это, к примеру, желание непременно вкусной пищи; к праздным же можно отнести желание венков и статуй...

Неожиданно в «Сад» вошёл человек, одетый на персидский лад, в шароварах и накидке с широкими рукавами. Пройдя несколько шагов по направлению к дому, перс остановился и торжественно объявил, что Деметрий немедленно желает видеть на своём пиру Эпикура. Слова посланца вызвали небольшой переполох. Идоменей и Батида вскочили, уронив на траву игральную доску, Леонтия переложила папирус на скамейку, подхватила сына и прижала к себе.

— Я давно ждал этого, — проговорил Эпикур. — Что ж, придётся идти.

— Прошу тебя, будь осторожен, — попросил Идоменей.

— Можно подумать, что приглашают не в гости, а в гелиэю, — успокоил учеников философ. — Если задержусь и будут какие-нибудь дела, пусть решает Гермарх.

— Переоденешься? — спросил перс.

— Это ни к чему, — ответил Эпикур. — Пошли.

В переулке ждала двухколёсная повозка, запряжённая парой прекрасных коней. Эпикур устроился рядом с провожатым, возница тронул поводья, и они покатили по переулку к улице Шествий и дальше мимо Агоры к Акрополю. Смеркалось, прохожих было немного, порой попадались компании горожан, обсуждавших, как провести вечер. Эпикур смотрел вокруг и заставлял себя не думать о предстоящей встрече.

Повозка довезла их до дороги, ведущей вверх. Эпикур следом за персом поднялся к Пропилеям, где их встретила стража, охранявшая вход.

— Дионис и чаша, — негромко сказал перс старшему, и тот, почтительно склонив голову в высоком шлеме, приказал пропустить провожатого и гостя. Впереди справа высился задний портик Парфенона, за которым скрывался опистодом, особый зал, где до последнего времени хранилась афинская казна. Теперь, как бесценное сокровище, туда поместили Деметрия. Между могучими колоннами прохаживались воины, охранявшие вход, но перс пошёл мимо портика по Священной дороге, вдоль стройной колоннады храма, озарённой свечением закатного неба.

Когда они наконец обогнули грандиозное здание и вышли к главному портику, глядящему на восток, поражённый Эпикур увидел перед собой какое-то подобие походного лагеря. От места, где обычно останавливались процессии Панафиней, до самого обрыва стояли палатки, расхаживали воины, горели костры. Рядом со святилищем Зевса Полиада в наспех сооружённом загоне топталось целое стадо коров, рядом хрюкали свиньи, где-то, судя по кудахтанью, был и птичник. В углу ограды молча орудовали повара, там кипели котлы, сверкали длинные ножи над грудами овощей и горами мяса. Эпикур увидел чаны с водой, в которых шевелились огромные рыбины, почувствовал запах острых приправ и жареной свинины. Слуги, готовившие угощения, объяснялись знаками, и в закатном свете зрелище напоминало страшный сон.

Перс провёл Эпикура через раскрытую дверь в левом углу портика, которая вела в проход между стеной храма и внутренней колоннадой, ограничивавшей целлу — жилище богини, где стояла её драгоценная статуя. По проходу туда и обратно сновали слуги с трапезами в руках. Перс невозмутимо двигался к стене, отделявшей целлу от опистодома. Эпикур следом за ним вошёл в огромный зал с четырьмя колоннами, возносившими над полированным полом богато расписанный потолок. Провожатый подвёл философа к пустому обеденному ложу и исчез. Тут же появилась уставленная серебряной посудой трапеза.