Владимир Афиногенов - Конец черного темника

Каракеш был высок, широкоплеч, с изуродованным правым ухом и проломленным черепом — след от русского шестопёра, тогда-то и вытек глаз. Ударом ребра ладони Каракеш ломал человеку кость.

Он был сыном шамана, служившего ещё при царе Бердибеке, но сызмальства Каракеш находил удовольствие в драках, в звоне сабель, в походных дорогах. Он стал воином, но и не забыл ремесло отца, не расставаясь с бубном, был бесстрашным и не раз выручал своего тысячника Булата в жестоких схватках.

Конечно, перед Мамаем после битвы на Боже у него не оказалось такой вины, как у Булата, но Каракеш не захотел возвращаться в Сарай и остался ватажничать и шаманить в «чёртовом городище», продолжая разделять судьбу своего начальника... А теперь вдруг такое к Булату презрение... Почему?

Мурза узнал потом, что Каракеш так стал относиться к бывшему тысячнику после того, как Булат завязал дружбу с бывшим каменотёсом, строившим в Москве белый Кремль и смертельно обиженным. зятем великого князя Боброком...

Будучи в Москве, Карахан жил сначала в темнице, а потом — вольно, но под неусыпным надзором дружинников Волынца. Вот тогда-то он и услышал про эту обиду... Ходили слухи, что рыжеволосый каменотёс прислан из Перми попом Стефаном и что он якобы знает тайну Золотой бабы, поэтому его и посадили до поры до времени на цепь в одном загородном монастыре, а товарищей его, которые клали в кремлёвской стене потайной ход, умертвили... Но не рассчитал мудрый Боброк, что этим смертно обидел пермского каменотёса. Тогда ночью будто явился к рыжеволосому сам Пам-сотник, пастырь камской чуди, великий язычник, которому он клал погосты и вырезал из дерев и белого камня великих идолов, сорвал с каменотёса железные цепи, опутал ими монашеского стража, посадил рыжеволосого на медведя, а сам взмахнул руками и улетел в свой Княж-погост.

Карахан тогда усмехнулся: «Это вы, русские, верите в чудеса, а чудес не бывает, хоть об этом толкуют и наши шаманы. Человек должен надеяться сам на себя. Как, к примеру, Мамай. Сколько тайно он умертвил чингизидов, а живёт и здравствует, и, несмотря на его великие злодеяния, пока ни один чёрный волос не упал с его головы... Значит, силён и умён и этот рыжеволосый, если сумел вырвать из стены крюк и удрать из монастыря». И кажется, тогда и родилась у Карахана мысль бежать, тем более что он уже давно усыпил бдительность стражников своей кротостью и послушанием.

Побег мурзе удался и на этот раз. Он примкнул к ордынскому вертепу. Но каково же было его удивление, когда он увидел здесь рыжеволосого верхом на медведе. Поначалу даже подумал: «Действительно, чудеса... Уж не посадил ли на самом деле крылатый Пам-сотник каменотёса на дикого зверя?!» И конечно же посмеялся над своими мыслями, когда узнал от Ефима Дубка, как он оказался в сотне Булата. Поделился с рыжеволосым и своими мытарствами: он ведь тоже такой же изгнанник, и по духу они — товарищи, так как гонение на них шло от сильных мира сего... Так Карахан и Дубок сблизились — мурза был вне себя от радости, ему уже казалось, что тайна Золотой бабы у него за поясом и что с помощью Дубка он найдёт к ней дорогу...

Но тут случилось непредвиденное...

Из скопинских лесов, где потревожили ордынских кметов стражники Рясско-Рановской засеки и здорово их поколотили, Булат решил увести свой вертеп на север. Ватажники горели нетерпением выместить на ком-нибудь свою злобу. Купеческие или княжеские обозы на их пути не попадались. А тут вдруг из-за дубового леса выскочило и представилось во всей красе сельцо, стоящее на берегу небольшой речки, с церквушкой на взгорке. С колокольни её раздавался во всю ширь переливчатый звон. К церкви спешили женщины и дети, празднично одетые. По глазам своих приближённых Булат увидел — сейчас что-то свершится, и не успел он ничего предпринять, как услышал отчаянный визг и грохот бубна. А потом этот бубен покатился в овраг, брошенный сильной рукой Каракеша, и вот уже в его руке нож, выхваченный из длинных шаманских оборок... С криком «урр-а-ах!» главный шаман увлёк за собой конную лаву ватажников. Медведь рыжеволосого заревел, тоже сорвался с места и, не разбирая дороги, бросился за лошадьми, напрасно бил его кулаком по черепу между ушами Ефим, чтобы он остановился...

Потом ордынцы учинили погром адский: многие дома сожгли, всех мужчин, кои находились в селе, перебили, покидав их трупы в огонь, у сельского старосты изнасиловали невестку, распороли живот и отрезали груди, а её двухлетнего сына шаман Каракеш заколол за селом и, припав к его ещё тёплому тельцу, стал жадно пить кровь. Так, с красными от крови губами, с блуждающим взглядом зелёных тигриных глаз, он и предстал перед Булатом, Караханом и Дубком.