Владимир Афиногенов - Конец черного темника

— Дарнаба, ты веришь в священные гимны «Авесты»?

Непонятная злоба захлестнула итальянца, вдруг вспомнившего коварные насмешки над собой Мамая, его ледяной холодок по отношению к себе... А разве не он, Дарнаба, привёл генуэзскую рать на помощь ему, повелителю, разве не служил Мамаю верой и правдой?! Вот и посчитаемся...

— Да, повелитель, верю, — сказал Дарнаба.

Но что-то похожее на укор совести, словно острой иглой, кольнуло в сердце: а как же рать? Как же славные арбалетчики?.. Разобьют Мамая — погибнут и они...

Но соблазн отомстить Мамаю был так велик, и представится ли такая возможность ещё, чтобы поквитаться, неизвестно, — что в данный момент Дарнаба готов был пожертвовать жизнью тысяч своих соотечественников.

«От судьбы не уйдёшь», — сказал себе Дарнаба, откинувшись в седле.

«А посох, который сломал Фериборз у себя на груди?! — продолжал размышлять Дарнаба. — Понятно, что попы и монахи на Руси всегда выступали союзниками князей в борьбе против Орды. Но, может быть, синеордынцам известно что-то большее, может быть, Тохтамыш знает про русских то, о чём и не догадывается этот бывший чёрный темник?..»

Рассуждая о Тохтамыше, Мамай недооценивал его силу.

У правителя Синей Орды были на Москве свои люди, доносившие обо всём, что деется вокруг. Под видом торговцев, ремесленников и толмачей [73] Толмач — переводчик. жили они в районе Балчуга и Ордынки — дороги на Орду, к югу и юго-западу от Кремля. Ранее их поселения группировались вокруг баскакского двора, но митрополит Алексей распорядился баскаков потеснить с чудного места и основать здесь Чудов монастырь. А построен был он в 1365 году.

Внизу монастыря находилось урочище Чертолье, овражистое и буерачное, заросшее лопухами и лебедой.

За два месяца до того дня, когда Мамай ездил на правый берег Итиля к Фериборзу, в одном из оврагов подмосковного Чертолья произошёл любопытный разговор.

...В овраге протекал ручей. В том месте, которое густо заросло ивами, ручей сильно расширялся и образовывал озерцо. Вокруг него трава была выбита копытами диких животных, приходивших сюда на водопой. Вот почему две лошади, уткнувшие свои морды в водоём, нет-нет да и поводили боками и косили по сторонам фиолетовыми зрачками глаз, — их чуткие ноздри ловили запахи волка, исходившие от следов.

Стоило лишь какой-то лошади поднять голову, как в её глазах появлялись отражения двух человек, перевёрнутых вверх ногами, — так уж устроен лошадиный глаз... Эти двое сидели на пригорке под прикрытием огромных лопухов чуть выше ив, полощущих свои ветви в воде. На их головах малахаи, а ноги обуты в одинаковые по цвету сапоги без каблуков на мягкой подошве. Впрочем, цвет их определить трудно, так как они густо покрылись дорожной пылью.

Судя по одежде и языку, на котором двое говорили между собой, они должны были быть ордынцами, но походили только один, второй — узконосый, загорелый до черноты, густобровый и имеющий чёрную бороду — очень смахивал на индуса или персиянина.

— Фериборз, мы знаем, что ты маг, волшебник и прорицатель, живущий отшельником на берегу Итиля, и ценим тебя за верную службу, — говорил ордынец, поигрывая камчой, которую он держал в левой руке... — Но я считаю так, великий Фериборз, что лучше всяких прорицаний неоспоримые истины. А они нам стали известны, и ты должен довести их до уха нашего светлейшего Тохтамыша. Пропускная пайцза при тебе?

— Да, — тихо ответил тот, кого называли великим Фериборзом.

— Хорошо. А известно нам вот что: зимой князь Дмитрий вместе с двоюродным братом Серпуховским и Пересветом, присланным из Троицкой обители Радонежским, со своими дружинниками под видом иноков ездили на Рясское и Куликово поля и, сказывают, выбирали они место не для игры в городки... Знаешь, есть у урусов такая игра: кладут в фигуры берёзовые чурки, а потом как ахнут дубовой, обитой железом палкой по этим фигурам — чурки летят вверх и по сторонам... Мне нравится эта игра... Да ладно... Значит, не сомневается московский князь, что пойдёт на него ратью Мамай, этот заносчивый выскочка из татар... Ух, попадись он мне, Фериборз! — сверкнул глазами ордынец и стеганул камчой по зелёному листу лопуха, развалив его пополам. — Я, племянник великого Тохтамыша, истинного потомка Потрясателя Вселенной, вынужден жить со всяким ремесленным сбродом на Москве, пропахшей торфяными дымами, и быть соглядатаем... — он остановил рукой Фериборза, пытавшегося что-то сказать. — Молчи, прорицатель, ты ведь тоже шпион, выдающий себя за мага... И тоже вынужден прозябать на чужбине не по своей воле. Знаю. И за это люблю.