Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

Резанов же надумал скрасить своё бессмысленное пребывание на острове и в сопровождении графа Толстого как кавалера свиты, взяв для охраны нескольких вооружённых матросов, отправился на берег. Там он стал обходить жилища островитян, предлагая им топоры в обмен на редкости, которые, по его мнению, представляли коммерческий интерес: местное оружие, украшения, поделки, посуду и прочие диковинки вполне можно было не только поместить в собственную коллекцию, но и выгодно продать в Америке или Европе.

По возвращении Николая Петровича с Фёдором Ивановичем встретил Крузенштерн, мрачный, как тучи над мысом Горн.

— Ваше превосходительство, для какой цели вы с его сиятельством пустили в обмен топоры? — спросил он. — Вам ведь известен мой запрет на подобные операции. В первую голову нам нужна свинина, а не экспонаты для Кунсткамеры.

— Позвольте напомнить, что на берегу экспедицией командую я, — тут же взвился Резанов. — И запреты ваши могут касаться только вашей команды! А свиней здесь до крайности мало. Прежде чем открывать коммерцию, надобно в должной степени исследовать её предмет. Когда бы вы проявили толику внимания, то знали бы: не так давно между сезонами аборигены терпели столь сильный голод, что многие мужчины принуждены были рассеяться по горам, оставив жён и детей, и питаться тем, что только могли сыскать. Будь у них свиньи, разве стали бы они терпеть столь жестокие мучения? А ведь за время голода умерли несколько сотен человек, едва ли не четвёртая часть подданных вашего друга Тапеги.

Для Фёдора Ивановича, как и для Крузенштерна, это было новостью. Резанов дал обоим хороший урок: вот что значит коммерсант и государственный человек! Но когда только успел он расспросить Робертса о таких подробностях?!

Тут вспомнил Фёдор Иванович, что в деревне камергер обратил его внимание на туземцев, которые большой компанией собрались близ одного из домов и с аппетитом поедали жареное мясо. Николай Петрович пересказал тогда графу цыганский обычай тяфи, о котором слышал в Петербурге от Огонь-Догановского: по бедности несколько семей вскладчину откармливают свинью, чтобы сообща её съесть. Фёдора Ивановича удивило, что так поступают на Нуку-Гиве: одно дело — Россия, где урожай собирают в поте лица и запасаются кормом на зиму длиной в полгода, когда зелени нет вообще, и другое дело — вечно цветущий остров, где без труда можно содержать столько свиней, сколько пожелаешь. Прав, прав британец! Лень-матушка всему виной… не ведают аборигены своего счастья, уж если даже здесь голодать умудряются… Выходило, что Нуку-Гива — не совсем тот райский рай, за который принял его граф.

Крузенштерн тем временем продолжал выражать своё недовольство Резанову, и неизвестно, к чему привела бы очередная стычка двух начальников, но тут на борт взошёл прибывший Робертс и сообщил: с гор туземцы заметили далеко в океане два трёхмачтовых корабля. Надо полагать, один из них был «Невой». Капитан тотчас же отвлёкся от перебранки с камергером, чтобы подготовить встречу и проводку до гавани безопасным путём…

…однако баркас, отправленный для встречи кораблей, вернулся ни с чем: парусники были всё ещё далеко и с наступлением темноты потерялись из виду — ветер отжимал их от берега. На следующее утро попытку повторили; к полудню «Нева» вошла в залив, за ней последовал английский фрегат, и в пять часов пополудни оба судна уже стояли в гавани Анна-Мария.

— Вы на диво быстро добрались, — говорил Крузенштерн, приветствуя Лисянского у себя на борту. — Я полагал, что «Нева» будет ждать на острове Пасхи гораздо дольше.

— Там было не встать на якорь, — отвечал капитан «Невы», — мешал крепкий западный ветер. Пришлось отправить баркас на вёслах, чтобы взять хоть сколько-нибудь бананов для пропитания команды. Я три дня крейсировал у острова, а потом пошёл к Нуку-Гиве, и британцы за мной.

Капитан фрегата в компании своих спутников тоже нанёс визит Крузенштерну и выразил восхищение проходом через мыс Горн в самое неудобное время.

— Я наслышан про ваши заслуги, — прибавил англичанин. — Северная Америка, Африка, Индия, Китай. Даже у нас на флоте немногие могут похвастать столь богатым опытом! Для меня большая честь познакомиться с вами лично и от души пожелать семи футов под килем начальнику первого русского кругосветного плавания.

Сказано это было в присутствии Резанова. Крузенштерн покосился на камергера, который вполне мог возразить и назваться главой экспедиции. Однако Николай Петрович пропустил сказанное мимо ушей — или сделал вид, что не обратил внимания, увлекшись беседой с врачом английского фрегата. У них нашёлся общий знакомый: по прибытии на русский шлюп врач передал Резанову привет от господина Дефо.