Дмитрий Миропольский - American’ец [Жизнь и удивительные приключения авантюриста графа Фёдора Ивановича Толстого]

По просьбе натуралиста Лангсдорфа матросы загарпунили одну рыбину и вытащили на палубу. Это была круглоголовая корифена длиной больше полутора аршин и около пуда весом, с длинным спинным плавником, похожим на веер, и хвостом в форме острого серпа. Серебристо-золотая чешуя скоро перестала переливаться и утратила недавнюю красоту. Живописец Курляндцев как раз оканчивал зарисовки рыбины, собираясь передать её Лангсдорфу для набивки чучела, когда далеко впереди показалось дрейфующее судно.

По прошествии времени, приблизившись на полсотни саженей, путешественники рассмотрели шлюп, который размерами ненамного превосходил «Надежду» и по всем признакам выдержал жестокую битву. Паруса были изодраны в клочья, такелаж оборван и перепутан; лопнувшие местами борта испещряли ссадины от вражеских ядер, фок-мачту накренил особенно удачный выстрел… Судя по калибру и числу отметин, шлюп атаковало более крупное судно, и теперь покалеченной посудине предстояло пойти ко дну в первый же шторм.

Лейтенант Ратманов пересчитал открытые орудийные порты.

— А пушечек-то у них было не больше нашего, — пасмурно хмыкнул он и прибавил матерную тираду, с петровских времён прозванную на флоте шлюпочным загибом. Смысл крепкого словца сводился к тому, что никак невозможно выстоять в бою с тяжеловооружённым фрегатом, имея на оба борта всего шестнадцать короткоствольных карронад, стреляющих ядрами по девять фунтов — размером с кулак.

Фёдор Иванович поёжился. Он вспомнил высоченного пятидесятипушечного британца, встреченного на подходе к Англии; вспомнил грозный фрегат приятеля Крузенштерна и своё отчаянное предложение дать ему бой; вспомнил уродливую громадину французского Egyptien, который прошёл мимо «Надежды» недалеко от Тенерифе…

Никто не подавал признаков жизни с увечного корабля. Русские моряки на шлюпках добрались до него и вскарабкались на борт. Их взору открылась жуткая картина. Палуба была устлана телами в чёрных корках засохшей крови — видно, нападавшими были пираты, которые забрали с собой всё мало-мальски ценное и безжалостно изрубили команду за оказанное сопротивление. Наверное, схватка произошла дня два-три назад, и на жаре обезображенные трупы быстро разлагались. По приказу Крузенштерна матросы, закрыв лица платками и порой зажимая носы от нестерпимой вони, обернули распухшие останки каждого покойника парусиной и привязали к ногам какую-нибудь тяжесть.

К вечеру, когда больше полусотни свёртков были рядами уложены на палубе, их один за другим стали спускать за борт. Фёдор Иванович глядел, как спелёнутые мертвецы, плеснув на прощанье, свечками уходили в глубину. Он щурил глаз от солнца, клонившегося к закату, и думал о зубастых крутолобых корифенах, которым теперь будет чем поживиться и отомстить за выловленную товарку…

…а на самом деле о смерти впервые думал молодой граф, не знавший страха на дуэли. Он будто со стороны увидел свою собственную погибель. Случись в недавних встречах русским шлюпам схлестнуться с англичанами или французами — стояли бы до последнего, и Фёдор Иванович живым бы врагу не дался, а значит, его растерзанное тело точно так же отправилось бы на корм рыбам.

За поздним ужином в кают-компании было невесело. Погибших помянули водкою, а дальше слово за слово сам собой затеялся разговор о том, как долго Англия будет воевать с Францией. Всех волновало: сможет ли Россия оставаться в стороне? И ежели вступит в войну, то чью сторону она возьмёт?

Соображения Резанова слушали со вниманием: ключ камергера, генеральский чин и годы, проведённые в Сенате, придавали вес его словам.

— Я не гадалка, — говорил Николай Петрович, — но по моему разумению война затянется. Судите сами. Англичане бьют французов по всей Индии. Выиграны сражения при Алихаре и Дели, захвачена Агра, повелитель Могольской империи просит об установлении британского протектората. То есть Индию французы стремительно теряют. Им принадлежала чуть не половина Северной Америки, но с полгода назад Париж продал Соединённым Штатам больше восьмисот тысяч квадратных миль…

Это верно, по весне молодое американское государство за скромные пятнадцать миллионов долларов купило территорию вдвое большую, чем его собственная: Французская Америка простиралась от Гудзонова залива на севере до Мексиканского залива на юге и от Скалистых гор на западе до реки Миссисипи на востоке. Теперь весь этот простор принадлежал Штатам.